На войне тоже мечтали

Под Невелем осенью 1943 года

Имя писателя Азильхана Нуршаихова широко известно не только в Казахстане. Его роман «Годы радости и любви», повести «Асем», «Старая тетрадь», многие другие произведения переведены на русский язык.
Его книги рассказов и очерков «В далеком районе», «Целинный хлеб», «На берегу Иртыша», «Щедрый край», сборники повестей «Жизнь героя», «Золотая тропинка» снискали признание читателей. А. Нуршаихов за роман «Истина и легенда» был удостоен Государственной премии Казахской ССР.
Азильхан Нуршаихов более двадцати лет является членом правления Союза писателей Казахстана.
Сегодня публикуется отрывок из повести «Песня любви», в котором документальную основу составляют события, происходившие под Невелем осенью 1943 года. А. Нуршаихов в то время командовал орудийным расчетом 100-й стрелковой бригады. Это соединение активно участвовало в освобождении нашего района от немецко-фашистских захватчиков.

Наступила промозглая фронтовая осень. На нашем участке освобожден был от фашистов город Невель. Пять дней и ночей продолжался наш марш и, наконец, четырнадцатого октября остановились. Батарея укрылась в лесу. Опасности внезапного нападения противника не ощущалось, и каждый занялся своим делом. Одни, похрапывая, спали, другие писали письма. Третьи, собравшись группами вокруг костра, вспоминали о прошлом.
Мы ждали ночи, чтобы занять позиции перед новым броском.
После обеда к нашему лесу понемногу стали сходиться пехотинцы, гремя котелками. Я потихоньку перебрался к третьему орудийному расчету. Расстояние между нами было всего пятьдесят метров. Лейла, накинув на плечи шинель и положив сумку Ермека на колени, что-то писала. День был прохладный. Ермек жег хворост, подвигая пламя к Лейле.
Лейла обрадовалась моему приходу.
— Написал домой письмо?
— Нет еще.
— Сейчас же садись и пиши. — Она потянула ме­ня за полу шинели, усадила рядом. — Напиши, что зав­тра идем в бой. Привет от меня передай. А Ермек — ему некому писать — пусть для нас огонь поддерживает.
Ермек усмехнулся и кив­нул головой. Я открыл сум­ку и принялся за письмо.
— Если бы я каждый день писала письма маме, то и тогда, не считаю, что пишу много, — сказала Лей­ла, складывая листок в тре­угольник. — Но на это нет времени. Редко пишу—один раз в неделю. — Лейла вздохнула. — Бедняга, ведь я единственная дочь у нее. Вот разобьем врага, вернем­ся домой, увидим вершину Алатау, войдем в алма-атин­ские парки. Нет лучшей мечты, верно?
Последние слова Лейла сказала как бы от себя и Ермека. Потом, встрепенув­шись. повернулась к Ермеку:
— Где мы жить будем. Ермек, после войны, а?
— Конечно, в Алма-Ате, — Ермек теплой улыбкой ответил на улыбку Лейлы.
— Но разве уместятся все в Алма-Ате? Мы с тобой в аул поедем. В Алма-Ате родились, выросли, а в аул работать поедем, — Лейла обернулась, похлопала меня по спине. — Вот среди та­ких ребят жить и работать будем. Я буду агрономом,— Лейла взяла в ладонь горсть земли, сжала в кулаке. — До войны я не знала, что такое земля. Я никогда не садилась на голую землю, боялась лечь. А оказывается, она и от пули спасает, и греет нас. Я сейчас так привыкла к земле, что она иногда мне кажется родной, как мать.


Мы с лейтенантом засмеялись.
— Нет, я серьезно. Особенно сейчас, когда пришла к артиллеристам, к вам, я полюбила землю всем сердцем. — Она стряхнула с рук землю. — Ну, а ты… ты… Ермек… Хорошо, если бы ты стал инженером-механиком. Тогда мы всегда были бы вместе — в одном бы институте учились, в одном бы месте работали.
— Хоть трактористом стану, если велишь, — живо ответил Ермек. — Только врага разбить сначала… Я это так говорю — в Алма- Ате… Это пока учиться будем…
— Правильно, в Алма-Ате мы будем учиться. — Лейла призадумалась.
Щеки её покрыл румянец, и она стала еще красивее, чем была. От ее пылающего лица невозможно было отвести глаз.
— А моя мечта, — говорю я полушутя. — после победы, где бы я ни жил, встретить свою любимую и сидеть с ней рядом так же, как сейчас сидите вы.
— Ручаюсь, ты будешь так сидеть. Дай руку, — вспыхнула Лейла.
Я, улыбаясь, протягиваю руку. Она звучно хлопает по ней своей теплой ладошкой.
— Ермек, разбей!
Ермек, широко улыбаясь, поднимается и разбивает на­ши руки.
— А на что мы спорим, Лейла?
— На что угодно.
— Разрешишь поцело­вать?..
— Безусловно, только при твоей жене…
К вечеру пехота заполни­ла весь лес, так что шагу ступить некуда было. С нас­туплением сумерек в лагере началось оживление. На этот раз батарея уже не должна была, как обычно, вести огонь с закрытой по­зиции. Каждое орудие при­дали одной стрелковой роте. И солдаты-пехотинцы во­локли их за собой так, как аульные жители ведут под вечер с пастбищ своих ко­ров. Роты заняли боевые порядки.
Ночь напролет рыли око­пы для орудий. Я успел за­сечь за это время располо­жение огневых точек у вра­га, находившегося напротив роты, которую поддержива­ло наше орудие. По вспыш­кам я обнаружил также где расположены станковый пу­лемет и легкий миномет.
С рассветом началась артиллерийская подго­товка. Тяжелая и легкая ар­тиллерия запела дуэтом. Ра­за два подала свой голос «Катюша».
Перед нами была неболь­шая деревенька, превращен­ная гитлеровцами в опорный пункт. Со свистом, как бич, прорезая воздух, летели снаряды и безжалостно вспарывали землю там, где когда-то у домов резвилась детвора. Наш расчет громил огневые точки, замеченные ночью. Сарай, который из­рыгал пулеметные очереди, и небольшой домик, крытый соломой на переднем плане, опаливший нас минометным огнем, вдруг окутались чер­ным дымом.
Как только закончилась артиллерийская подготовка, пехотинцы двинулись впе­ред. Мы тут же привели пушку в походное положе­ние, прицепили к передку и отправились вслед за пехо­той.
Левой рукой придерживая каску, а правой — полевую сумку и противогаз, я бежал впереди орудия. Справа от нас, в метрах ста, катил па конной тяге два орудия ко­мандир батареи Ермек Елтаев. Было видно, что он держал путь на небольшой холм справа от деревни. Мы пошли в обход селения сле­ва. Тотчас же фашисты об­стреляли нас тяжелыми сна­рядами. Точно ишак, не во­время разразившийся над­рывным ревом, заголосил вдруг немецкий шестиство­льный миномет. Я бросил прощальный взгляд в сторо­ну Ермека.
Гитлеровцы начали отча­янную борьбу за деревню. Три раза неприятель подни­мался в контратаку. Мы их отбили. Хоть и велики ока­зались наши потери, однако ее удалось удержать. Но день этот для нашей ба­тареи оказался самым нес­частным…


К вечеру, когда отбили последнюю контрата­ку противника, мы, наконец, смогли присесть и отдох­нуть, прийти в себя. Одни жевали пресноватые галеты, другие тянули воду их фля­жек. Вскоре подоспел наш старшина с кухней. Бойцы, весь день не бравшие ничего горячего в рот, схватились за котелки. А у старшины настроение подавленное. Словно не обед, а камни привез нам. Вздыхает так, что кажется — снаряд ра­зорвался рядом.
— Что случилось?
Он горьким взглядом обвел подошедших. Потом с каким-то клекотом выдавил из себя:
— Лейтенант Елтаев и сержант Нурханова погибли.
Старый солдат, участник еще финской камлании, он выговорил эти слова, хотя губы его вздрагивали.
— Что?! Что ты сказал?!
Эта весть всех ошеломи­ла. Лишь спустя какое-то время стало известно, как это произошло.
… Вторая атака врага перешла в ожесточенную схва­тку как раз напротив того места, где находились у ору­дия Ермек и Лейла. Непри­ятель поливая советских бойцов градом снарядов, пуль, мин, усиливал натиск. Туг ему помогла самоход­ная артиллерийская установка. Не выдержав напора, стрелковая рота стала пода­ваться назад. В это время Ермек сам встал у орудия. Лейла вместе с Мусатовым подготавляла снаряды. Ер­мек тремя выстрелами унич­тожил вражескую самоходку.
Но в следующую минуту его самого подкосила пуле­метная очередь. Лейла под­скочила к Ермеку. Безды­ханное тело офицера мед­ленно осело к ее ногам. На одно мгновение замолкло орудие. Фашисты вновь под. нялись.
— Сержант! Стреляй, стреляй! — эти слова Муса­това вывели Лейлу из оце­пенения.
Девушка приникла в па­нораме. Она видела, как вражеские пулеметчики, под­нявшиеся в полный рост, бе­гут к застывшему орудию. Лейла взяла гитлеровцев на прицел. Дважды пушка вы­дохнула огонь. Взлетели на воздух вражеские пулеметы и их расчеты. Так Лейла отомстила врагам за гибель лейтенанта Елтаева.
«Шрапнель!» — кричит она и снова палит по врагу. Смятый сокрушительным свинцовым дождем враг рас­строил свои ряды. Наша же пехота теперь взяла ини­циативу и шаг за шагом передвигалась к намеченным рубежам.
Пора было торжествовать победу. Но в тот момент, когда Лейла встала в пол­ный рост у орудия, невдале­ке вдруг разорвалась враже­ская мина. Девушка качну­лась и упала. Упала на зем­лю, которую любила, как родную мать…
С наступлением сумерек батарея отошла на закры­тую позицию. Тела Лейлы и Ермека были привезены на батарею.
На рассвете мы их похо­ронили у озера. Свое пос­леднее слово при предании тел земле сказали карабины, винтовки, автоматы, писто­леты. Выстрелы трижды прогремели над свежей могилой.
Не суждено было лейтенанту Ермеку Елтаеву и сержанту Лейле Нурхановой вернуться с войны в родную Алма-Ату. Своей жизнью они, как и многие мои однополчане из 100-й стрелковой бригады, приб­лизили день разгрома гитле­ровского фашизма. И те­перь, почти 40 лет спустя, съезжаясь на встречи, вете­раны нашего соединения вспоминают павших на поле брани. Для нас, бывших фронтовиков, погибшие ос­тались такими же молоды­ми, какими были сорок дет назад.
Они на войне тоже мечтали о мирной жизни, строили планы.

г. Алма-Ата.
Азильхан Нуршаихов
«Красное знамя» 1983 год.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Buzz
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники