Последний владелец имения Семеново (часть 2)
Л. ДУНАЕВА (Санкт-Петербург)
Было ли искусство вовсе чуждо Кусову, как то считал Теляковский?
В личном архиве петербуржца А. А. Смольевского хранится пачка нот: это. фортепианные переложения для игры в четыре руки квартетов Моцарта и Бетховена, а также шесть томов клавирных сочинений Баха. На титульном листе — небольшая овальная печать: «Барон Кусов Владимир Алексеевич. 28 сент. [18]79 года». Владелец нот, как вспоминал его сын, любил играть на рояле, виолончели, фисгармонии,43 репертуар же, как видим, выбирал серьезный. Но это оставалось, очевидно, лишь в домашнем употреблении. Отметим, что личность Кусова не нашла отражения в русской мемуаристике: никто не посвятил ему даже небольшого абзаца. Однако мы найдем его фамилию в именном списке, приложенном к ряду мемуаров: тихая фигура, облаченная в вицмундир, тенью скользит по страницам воспоминаний знаменитых современников, с которыми ему довелось сотрудничать. Он неизменно фигурирует, хотя и на ролях статиста, в эффектнейших сценах, воспроизведенных ими. Из этих беглых упоминаний все же слагается некий хоть и ускользающий образ. Только единожды упоминает его имя К. Коровин, повествуя о том, как столпы Императорских театров в штыки принимали новое искусство. Речь идет о генеральной репетиции рубинштейновского «Демона». Сино-дал-Фигнер, не пожелавший надеть костюм «декадента», поет в собственном, нелепом и безвкусном. Великий князь Сергей Михайлович, присутствующий в зале, возмущен: он много лет прослужил на Кавказе и не лишен художественного вкуса. Неожиданно для Коровина оркестр останавливается, замолкает и хор. — «Ко мне подходит барон Кусов, заведующий постановкой, и важно, строю говорит мне: “Пожалуйте, вас требует Его Высочество на сцену…” Я пошел из зрительной залы за бароном Кусовым на сцену».44
Мелькнула фамилия Кусова и в рассказе князя С. М. Волконского о роковом для его карьеры столкновении с М. Кшесинской. Вызвано же оно было категорическим отказом балерины надевать фижмы на костюм в балете М. Петипа «Камарго». «Вопрос о фижмах, — вспоминал Волконский, — принял размеры чего-то большого, важного. <…> Настал и день представления. Театр битком набит, и добрая половина присутствующих, конечно, занята мыслью: “Ну, как? В фижмах или без фижм?” В антракте перед вторым действием приходит ко мне в директорскую ложу заведующий монтировочной частью барон Кусов с известием, что Кшесинская прогнала костюмершу, принесшую ей фижмы в уборную: “Вон, вон эту гадость! Не надену! Пусть меня штрафуют, пусть что хотят делают, а фижмы не надену!”
Занавес взвился, под звуки русской пляски Кшесинская выплыла — без фижм».45
Как видим, ни Коровин, ни Волконский не останавливают повествование, чтобы задержать взгляд на Кусове; для них он всего лишь исполнитель поручений, позиция которого не заявлена, да и не интересна мемуаристам, как не интересен он сам.
Упоминает Кусова и Теляковский, описывая инцидент, разыгравшийся осенью 1907 г. на репетиции «Бориса Годунова» в Мариинском театре, и не только упоминает, но дает групповую характеристику своим подчиненным: «<…> Шаляпин забраковал все декорации к “Борису”, написанные когда-то декоратором Ивановым, забраковал также почти всю бутафорию. В такой убогой обстановке он не хотел выступать <…>. Кроме заведующего монтировочной частью барона Кусова, не знавшего, как успокоить и удовлетворить Шаляпина, присутствовал учитель сцены О О. Палечек, художник Пономарев и декоратор Иванов. Все это люди старых традиций Мариинского театра, старых порядков. Для них Шаляпин был зазнавшийся молодой артист, избалованный успехом, капризный и озорной, требовавший чех или иных изменений в постановке — зря»46.
И лишь А. Бенуа хоть и поместил Кусова на обочину своего рассказа, именно с бароном связал случай, показавшийся ему курьезным. Дело происходило в 1900 г., когда Кусов был еще чиновником особых поручений. Шло обсуждение декораций к новой постановке «Онегина». Работа «казенных» художников не удовлетворяла Волконского. «И вот я, случившись тогда в кабинете Волконского и понукаемый директором, — вспоминал Бенуа, — попробовал описать художникам, как я все это вижу [подчеркнуто А. Бенуа. — Н. Д.] <…>. Этот разговор <…> происходил в присутствии и тех двух чиновников, которые постоянно имелись близ персоны директора: барона Кусова и господина Петрова <…>. Художники и Волконский с жадностью прислушивались к моим словам, а чиновники, те даже что-то записывали, как бы составляя некий “протокол” нашего собеседования. Не обошлось и без курьеза. Особенно запомнился один, происшедший тогда, когда уже написанная декорация комнаты Татьяны <…> была показана на одной из репетиций, и я все еще не находил в ней желательного настроения. Тут барон Кусов полез в свой битком набитый портфель и вытащил нечто действительно похожее на протокол, и к этому оказался пришпиленным тот планчик “всего дома Лариных”, который я наспех набросал исключительно для того, чтобы пояснить какие-то мои мысли. Набрасывая его, я никак не ожидал, что снова увижу этот листок, но барон Кусов подобрал его и пришил его “к делу”, предварительно приложив административную печать!»47
Так ли комично выглядит Кусов в этой истории, как то показалось Бенуа? Не означает ли это, что случайный «планчик» был оценен Кусовым как художественная ценность, принадлежащая дирекции, и, быть может, не один чиновничий пафос вдохновлял его, когда он помечал печатью набросок, сделанный рукою Бенуа.
«Трудом и терпением» — таков был девиз, начертанный на баронском гербе Кусовых. Трудом и терпением барон Кусов держался более двух десятков лет в Дирекции, которую нельзя было считать завидным местом, ибо атмосфера там «была нервная и крайне неприятная»48. «Из всякой маленькой мухи, пустячного недоразумения, — вторит ему Теляковский, — вырастает слон и часто довольно внушительных размеров. Участие принимают театральные силы, самые разнообразные по рангу, положению и влиянию в театре, немедленно соединяются помощью невидимых нитей с печатью, обществом, двором и прочими любителями театральных событий».49 «Чего-чего тут не было! — говорит он в другом месте своих воспоминаний. — Можно написать сотни страниц самых трагических, комических и самых разнообразных историй как с артистами, так с их родственниками и друзьями, публикой, прессой, администрацией, установлениями министерств, великими князьями, сановниками, балетоманами <. .>».50 В 1904 г. Кусов оставил должность заведующего монтировочной частью и на долгих одиннадцать лет снова стал чиновником по особым поручениям.
Чем был вызван подобный зигзаг доныне успешной служебной карьеры? Официально это мотивировалось его собственным прошением.51 Ответ находим в дневниковой записи Теляковского: «Несомненно, что в монтировочной части происходит воровство. Кусов не способен открыть это или по неумению, или боится, что его подведут помощники. Я же поставлен в невозможное положение. Чтобы разобраться в монтировочной части, раньше всего надо прогнать Кусова, а он именно единственный честный человек — прогнать всех его помощников никогда не разрешат. И вот целыми днями думаешь, как бы избавиться от этого кольца лжи и обмана»52.
Все эти годы жизнь барона Кусова не исчерпывалась служебными обязанностями в Императорских театрах. Он продолжал оставаться коммерсантом. В 1910 г. он старался получить аренду и начать эксплуатацию залежи железных руд, обнаруженных при постройке Сибирской дороги и предпринимал по этому поводу весьма энергичные действия.53 Был он и владельцем большого капитала и недвижимости: «за ним Волынской губернии Кременчугского уезда 1240 десятин земли; нераздельно с матерью, братом и сестрою в С-Петербурге дворовые места с заводскими постройками; два каменных дома, девять лавок и 6 кладовых, участок с тремя дачами в Павловске и нераздельно с братом дворовые места в С-Петербурге по набережной Р. Большой Невы площадью в 8 170 кв. гажен». Был он и владельцем домов в Петербурге, в «Васильевской части по Кожевенной линии №№ 24, 26, 28», а также владел домом № 50 по Невскому проспекту, в котором жил сам.54 Кроме того, «в единоличном его владении» было «имение Витебской Губернии площадью в 1347 десятин».55 Там находился «прекрасный двухэтажный каменный дом» с «обширной верандой а кругом громадный, ярко сияющий вековой парк на берегу лучшего озера Иван»56. «Станция Изоча, Усадьба Семеново» — этим адресом подписаны многие его обращения к директору. Как правило, это просьбы о том, чтобы задержаться в деревне долее положенного отпуском срока. Приведем одно из таких обращений, наиболее характерное: «Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич, Позвольте обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбою разрешить мне пробыть в деревне до 16 го сего месяца. Вы изволили разрешить мне отпуск до октября, и я уже готовился к возвращению в С. Петербург, но перед самым отъездом раскрылись такие хищения в хозяйстве, что пришлось заменить большую часть рабочего персонала новыми людьми. Хотелось бы до отъезда хотя немного к ним присмотреться. Прошу Ваше Превосходительство принять уверение в совершенном уважении и полной преданности покорного Вашего слуги В. Кусова. 4 октября 1908. Ус[адьба] Семеново».57
Богатый помещик, чиновник Министерства Двора, постоянно повышающийся в придворном звании, барон, в 1904 г. Кусов был выбран почетным мировым судьей Невельского уезда — честь оказывавшаяся лишь самым именитым.58
В июле 1914 г. карьера его достигла своего апогея: барон Кусов стал управляющим Санкт-Петербургской конторой Императорских театров, т. е. третьим по иерархической вертикали после Министра Двора и Директора чиновным лицом59. Это произошло после напряженной борьбы директора Теляковского и предшественника Кусова на посту управляющего Петербургской конторой А. Крупенского, мечтавшего сесть в директорское кресло с помощью связей в самых высоких придворных кругах60. Выбор Теляковского пал на Кусова не случайно; он мог быть спокоен: в директора тот метить не будет, а честности и исполнительности ему не занимать. Назначение было одобрено в Министерстве Двора, пресса тоже отнеслась спокойно, но какое-то время Теляковский получал анонимные письма: авторы осуждали увольнение Крупенского и смеялись над выбором директора.61
К февралю 1917 г. подошел Владимир Алексеевич Кусов в чине действительного статского советника, звании камергера Двора Его Величества, попечителя нескольких сиротских приютов, кавалером нескольких отечественных и иностранных орденов.62 И тут грянула февральская революция…
Из дневниковых записей директора Императорских театров В. А. Теляковского весной 1917 г.:
1 марта.
«В течение дня несколько раз приходили различные команды производить обыски в квартирах дома Дирекции. Обыски делали у Мецнера, барона Кусова, Мысовского, в театральном училище и др. Обыски эти в большинстве случаев производились с целью отыскать оружие, которое не отбиралось, но при этом не было видно, делали ли эти обыски по приказанию нового правительства или самовольно по доносу иногда публики, стоящей на улице. Остатки обезумевших городовых и полицейских производили стрельбу из пулеметов в соседних с дирекциею домах и тем вызывали постоянную тревогу. Среди прислуги тоже началось брожение». 63
4 марта.
«Сегодня утром меня кто-то вызвал по телефону и очень грубым голосом на ты мне объяснил, что через несколько времени ко мне явятся, чтобы меня <…> арестовать».64
5 марта.
«Дом графа Фредерикса сожжен. Графиню больную поместили в квартиру коменданта дворца».65
11 апреля.
«Сегодня помощник комиссара [Головина. — И. Д.], М. Макаров, мне передал по телефону конфиденциально, чтобы я предложил управляющему конторой барону Кусову подать прошение об отставке. <…> Вечером я об этом барону Кусову сообщил».66
Из дела о службе барона В. А. Кусова:
«13 апреля 1917. Директору Государственных театров. Управляющего Петроградской конторой Государственных театров барона В. А. Кусова
Прошение.
Имею честь покорнейше просить об увольнении меня от службы Дирекции Государственных театров и о назначении к медицинскому освидетельствованию на предмет назначения мне пенсии.
барон Владимир Кусов».67
«Бывшего Министерства Двора канцелярия.
27 апреля 1917.
В Петроградскую контору Государственных театров.
Приказом Комиссара Временного Правительства над бывшим Министерством Двора от 25 сего апреля за № 17 Управляющий Петроградской Конторою Государственных театров барон Владимир Алексеевич Кусов уволен, согласно прошению по болезни от службы <…>».68
Из сообщений петроградской прессы:
«Барон Кусов Владимир Алексеевич, до революции бывший управляющий Петроградской конторой казенных театров, скоропостижно скончался 9 августа в своем имении Витебской губернии».69
«Скончавшийся в своем имении бывший управляющий конторой государственных театров барон Владимир Алксеевич Кусов <_..> оставил по себе среди служащих память как о добром, отзывчивом человеке и гуманном начальнике».70
Из неопубликованных воспоминаний О. А. Вакселъ.
«В Петрограде много перемен. Бегство одних, радость других, речи Ленина, передаваемые наизусть. Моя мамаша, прячущая акции в медные прутья ламбрекенов. Смерть старого Кусова, встреча свинцового гроба на вокзале, похороны в склепе в Александро-Невской Лавре».71
Автор приносит сердечную благодарность А. А. Смольевскому, любезно поделившемуся сведениями о семье Кусовых и позволившему использовать в статье фрагмент неопубликованных воспоминаний своей матери О. А. Ваксель.
ПРИМЕЧАНИЯ
43 Сообщено А. А. Смольевским в беседе с автором настоящей статьи 25 июня 1998. Санкт-Петербург.
44 Коровин. С. 316-317, 569. Николай Николаевич Фигнер (1857-1918) — артист оперной труппы Мариинского театра. Сергей Михайлович — Великий Князь (1869-1918).
45 Волконский. С. 165. Матильда Феликсовна Кшесинская (1872-1971).
46 Теляковский. 362-363. Иосиф Иосифович Палечек (1842—1915). Евгений Петрович Пономарев (1852-1906) — художник Мариинского театра. Константин Матвеевич Иванов (1859—1916) — художник Мариинского театра.
47 Бенуа А. Мои воспоминания: В 5-ти кн. М., 1990. Кн. 4-я, 5-я. С. 301-302. Николай Николаевич Петров — чиновник по особым поручениям при директоре Императорских театров.
48 Волконский. С. 142.
49 Теляковский. С. 36—37.
50 Там же. С. 156.
51 Дело о службе. Л. 16.
52 Дневниковая запись от 1 марта 1904 года // Дневник. Л. 4316-4317.
53 РГИА, ф. 468, оп. 23, ед. хр. 495, л. 1.
54 Дело о службе. Л. 85, 140.
55 Там же.
56 Врач Скачевский. Светлый уголок // Молот. 1920. 2 августа. С. 2.
57 Дело о службе. Л. 152-а.
58 Там же. Л.113.
59 Там же. Л. 216.
60 Дневник. Март-июнь 1914.
61 Там же. 1914. 16 ноября. Л. 12394.
62 Дело о службе. Л. 8.
63 Дневник. Л. 13741.
64 Там же. Л. 13746.
65 Там же. Л. 13749. Владимир Борисович Фредерикс (1838-1927) — граф, министр Императорского Двора 1897-1917 гг.
66 Дневник. Л. 13837.
67 Дело о службе. Л. 241.
68 Там же. Л. 242.
69 Русская музыкальная газета. 1917. 1 октября. № 31-32.
70 Театральное эхо // Петроградская газета. 1917. 12 августа. № 187.С. 3.
71 Ваксель О. А. Воспоминания. С. 54. // Личный архив А.А. Смольевского. Ваксель Ольга Александровна (1903-1932).
Невельский сборник. Выпуск 4. «Акрополь» Санкт-Петербург, 1999 год. Л.М. Максимовская, ответственный редактор.
