От Замогилья до Благодати (1 часть)
«…А деревня-то, раньша большая была… Каждый день что-то случалось. Народ, с раннего утра, с рассвета самого, как пчёлы гудел. А теперь вот вёдрами гремлю, чтобы волков и кабанов от крыльца отогнать… Ничёх ни боятся! Деревня, как кладбище… Да нет, не страшно… Те сказки тольки раньше случались. Старая Саломея рассказывала, что к ней в дом Мишка-сосед явился — весь зелёный и в целофанину завёрнутый. А его уж с год как похоронили… Да люди многое наговорят, тольки верь. Соседи вона брехали, что мой батька в колдунью Мирониху стрелял… Будто вышел батька ночью во двор и увидел, что тая Мирониха сидит на березине, вон той, что у бани растёт… Сидит на той берёзине голая, волосы распустив и задрав голову, на луну кричит, как собака… Брешуть люди, что мой батька в неё стрелял! Она сама тады убилась!
А ещё мальцы девок дразнили, то в ворожбу, перед Рождеством было… Мол, не сходят ночью на кладбище, побоятся. А одна-то из них не побоялась… Пошла… Крадётся тихонько промеж могил, и вдруг видит— сидит кто-то… Девка-то, поняла так, что это малец ёйный пришёл её попугать. Неслышно подкралась к нему и, со смехом, с него рубашку-то — хвать! И домой бежать… А через час к ней в хату мертвец постучался… Руки тянет: «Отдай рубашку мою!»… Она спугалась, конечно, подскокла к ей хвороба, и померла она через месяц…»
«На третий день с умершего тень выходит… Бояться ее не надо. И убегать от неё не надо… Накинуться может — и помрёшь… Надо тень эту веткою развеять или ещё чем…»
«…А то у нас в деревне было, сразу после войны… Сосед с жёнкою своею очень плохо жили, усе время она на него лаялась. Собралась она в баню и ребёнка с собою взяла, помыть. А мужику своему и говорит: «Ты, враг, приходи за дитём, когда я его вымою, заберёшь»… Пришла в баню и ждёт, когда другие бабы помоются, ребёнка своего раздевает и к мытью готовит… А тут стук в дверь… «Давай дитё!» А она — ругаться: «Не успела ж раздеть его, враг ты, такой-сякой!»… Наконец, помыла баба его, в пелёнки и тряпки укутала и через порог передала… Стала опять намыливаться, а тут опять в дверь стук… И голос опять мужнин у бани: «Отдашь ты когда-нибудь мальчишку, скольки я ждать буду!». Баба-то, как была не домывши — из бани… Искали-искали, нигде нет ребёнка… Насоветовала соседка к попу идти, тогда ещё у нас церква была. А священник-то говорит: «Возьми скатёрку, в которую пасху заворачивали, сядь на росстанях, на скатёрку ту и, если выдержишь, получишь своё дитё обратно»… Села она на перекрёстке и плача ждёт… И чего там тольки не было, как тольки не пугали её… Головешками горючими посыпали, в лицо ейное разные чудища плевали, кони страшенные на её наезжали… А ёна всё терпит и сидит молчком. И вот, после двенадцати, кинули ей ейного ребёнка… Правда, про то говорят: будет перед концом света нечистый красоваться…»
«Степан-пастух в поле себе сидел и киёк стругал, а из кустов, вдруг, волк выскок и к коровам бросился… Стёпка-то с кийком-то, волку наперерез… А тот, обратно в кусты… Но как-то не шибко бежит, как-то помаленьку… Степан-то его, волка-то, по спине — раз, другой… А волк вдруг обернулся, дубом встал, зубами залоскотал и на Стёпку пошёл, лапы раскинув. Степан-то рятуньки кричит и палкою отбивается… Тут коровы подоспели, волка того окружили и отбили пастуха…»
«…Седьмого июля восемнадцатого года три бабки-колдовки зачали драться промеж собой… Наутро встаём и видим — уся деревня вениками берёзовыми закидана. А через день комиссар в деревню приехал, коммуну организовывать… И усе с тех самих пор стихло… Аки скот, в тупик зашли!»
«Однажды сижу я за хатой, у реки и плету венок на воду. А сзади, неслышно, — мачеха подошла. Подошла и за плечо меня тронула… А я не слышала её и спугалась до смерти, руками взмахнула и по лицу ей… Она — в крик, и я кричу… Она обратно в хату побёгла, а я к реке… Обернулась, а там, у воды, — малец стоит, на которого я ворожила…»
«Цветного Ивана отмечали… Вечером, шестого числа, ходили в поле, где рожь не скошена, и цветки собирали. А седьмого — шли в церкву и освящали их… Потом, когда умирает кто, этими цветками гроб и ямку окуривают. И в ямку кидают, когда покойника приносят…»
«А то в Морозове было… А рассказывала Ганка, она в той деревне живёт… У одного хозяина свадьбу гуляли и пригласили играть скрипача, местного, деревенского. И вот подходит уж свадьба к концу, а тут подъезжают двое, незнакомых… И зовут они скрипача, на свою свадьбу играть, а ён, дурак, и согласился… Привезли его на озеро, посадили на снег — у лунки. Один из тех, что его привёз, сел у той лунки и свою музыку заиграл, а скрипачу кивает: играй, мол… Скрипач заиграл, а сам про себя думает: что ж то за свадьба-то такая, Господи, помилуй… И тольки ён про Бога-то вспомнил, этих двух-то сразу и не стало. Будто в воздухе пропали…»
От Замогилья до Благодати «Расколотый мир» Сергея Жиркевич
От Замогилья до Благодати (1 часть)
От Замогилья до Благодати (2 часть)
От Замогилья до Благодати (3 часть)
От Замогилья до Благодати (4 часть)
От Замогилья до Благодати (5 часть)
От Замогилья до Благодати (6 часть)
От Замогилья до Благодати (7 часть)
От Замогилья до Благодати (8 часть)
От Замогилья до Благодати (9 часть)
От Замогилья до Благодати (10 часть)
От Замогилья до Благодати (11 часть)
От Замогилья до Благодати (12 часть)
