Фронтовые воспоминания В.Г. Ковалева

Из огненного кольца

Отрывок из воспоминаний участника Великой Отечественной войны, директора средней школы № 2 с 1959 по 1978 гг. В. Г. Ковалева «…Это нужно живым!»
Начался новый учебный год. Моего друга Ксензова перевели в другую школу по его просьбе, а я остался в Трехалеве. К нам прибыли новые учителя: математик Анастасия Степановна Цаплина и «словесник» Григорий Иванович Иванов. Теперь моя учебная нагрузка сократилась до 28 часов в неделю, и я облегченно вздохнул.
Осенью 1939 года произошли тревожные события, которые перечеркнули планы и надежды людей во всем мире, они существенно отразились и на моей судьбе.
1 сентября Германия напала на Польшу. Через три дня Англия и Франция объявили войну Германии. Началась Вторая мировая война.
Верховный Совет СССР принял новый закон «О всеобщей воинской обязанности». По этому закону отменялись отсрочки от призыва на военную службу учителям.
17 сентября наши войска перешли польскую границу, чтобы «взять под свою защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии». Спокойная жизнь советских людей закончилась, наступило время забот и тревог. 6 ноября я получил повестку: необходимо было явиться в райвоенкомат для отправки на действительную военную службу. Коллеги поздравляли меня. На моих уроках вдруг затих обычный рабочий шум в классе. На переменах ученики окружили меня плотным кольцом.
– Что, уезжаете? – спрашивали они. – А как же мы?
– В Красную Армию! Вот это здорово! — воскликнул, не в тон общему настроению Женя Долгополов.
– Возьмите и нас с собой, – пошутил кто-то.
Милые, дорогие мои девчонки и озорные мальчишки! Если бы вы только знали, что у меня тогда творилось на душе…
Во мне мирно уживались прямо противоположные чувства: торжественность и грусть, ликование и печаль. Мне было радостно сознавать, что в моей жизни наступает новый, важный и значительный период – служба Родине. В то же время мне до боли было жаль покидать педагогический коллектив школы, своих учеников…
Вспомним, как представлялась нам будущая война. Вернее, в каком виде рисовали нам будущую войну работники идеологического фронта – пропагандисты, агитаторы, а также кино, печать, радио и школьные учебники.
В книге для чтения в третьем классе была помещена картинка, на которой был изображен свирепый иностранный солдат, бросившийся на нашего красноармейца с винтовкой наперевес. А наш боец спокойно, с добродушной улыбкой величественным жестом останавливает чужого солдата. Картинка сопровождалась стихотворением:
В бою схватились двое:
Чужой солдат и наш.
Чужой схватил винтовку –
Сразиться он готов:
«Посмотришь ты, как ловко
Встречаю я врагов…»
А наш красноармеец:
«Постой, постой, товарищ,
Винтовку опусти.
Ты не врага встречаешь,
А друга встретил ты.
Такой же я рабочий,
Как твой отец и брат
Кто нас поссорить хочет,
Для тех оставь заряд…»
Вот так, наивно до глупости, рисовали детям, да и взрослым, будущую войну!
Даже в последние предвоенные годы некоторые ретивые лекторы с пафосом утверждали, что Гитлер, возможно, и нападет на нас, на то он и фашист, но рабочий класс Германии, имеющий исторически революционные традиции, не допустит войны против СССР! Он крепко схватит фашистского маньяка, замахнувшегося на первую страну социализма, за его преступную руку и сорвет эту авантюру!
И вот грянула война! Где же тот революционный рабочий класс Германии, который «схватил за руку Гитлера»? На самом деле мы увидели прямо противоположное: перед нами была «до зубов» вооруженная фашистская армия, каждый солдат которой верой и правдой служил Гитлеру не за страх, а за совесть. Немецкие солдаты, в подавляющем большинстве своем – рабочие и крестьяне, грабили, насиловали, истязали, вешали, расстреливали советских людей. Не щадили они ни стариков, ни женщин, ни детей.
* * *
Не трудно представить себе, в каком незавидном положении оказались комиссары и политработники Красной Армии. Им пришлось срочно перестраиваться, решительно отбрасывать сентиментальные довоенные представления о роли рабочего класса Германии в нашей схватке с фашизмом. Пришлось срочно обосновывать и пропагандировать единственно верный призыв: «СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ!».
… У нас было достаточно времени, чтобы хорошо разведать силы противника вокруг нас. Результаты разведки были неутешительны: все, подходящие для прорыва из кольца окружения, пути были плотно перекрыты немцами. И все же, наиболее подходящее направление для проведения операции было выбрано, ее план доведен до исполнителей. Завтра – прорыв!
Лейтенант Бугаев был назначен в передовой разъезд, за командира батареи остался я. Всю ночь мы двигались по лесным дорогам, часто меняя направление. Вместе с артиллерией двигалась пехота и другие части. Наконец, по колонне передали: «Артиллерия, вперед!». Опасность сделала нас осторожными. Тысячи людей, находясь в звонком сосновом лесу, где каждый звук многократно усиливается, ничем себя не обнаруживали. Начинался рассвет. Передние упряжки остановились, в лесу – ни звука. Только ранние птицы перекликались короткими посвистами.
Резкий треск десятков пулеметов разорвал тишину. Это немецкие танки и бронемашины ударили по нам из засады.
– К бою! – скомандовал я своей батарее. И орудийные расчеты быстро выполнили команду. Через считанные секунды мы открыли ответный огонь. А вот лошадей отвести в укрытие не успели. Многие из них были скошены первыми же пулеметными очередями.
… Жутким бывает зрелище, когда погибает лошадь. Смертельно раненое животное оседает на передние или задние ноги, жалобно стонет, оглядывается по сторонам печальными глазами, падает на землю и затихает навеки…
Моя верховая лошадь «Стрелка» погибла в первую же минуту боя. Все орудия нашего полка открыли беглый огонь по немецким танкам и бронемашинам, курсировавшим по шоссе, которое оказалось в 100-150 метрах от нас. Но первые наши залпы не дали результатов: вокруг нас был густой лес, и снаряды попадали в деревья и разрывались, не долетая до цели. Этот же лес прикрыл и нас от внезапного удара противника, и в первые минуты боя мы не понесли больших потерь. Но бой все разгорался. Лес постепенно редел, скашиваемый снарядами и пулями. Мощные взрывы наших снарядов коверкали и опрокидывали немецкие бронетранспортеры, но мало вреда наносили их танкам. Бронебойных же снарядов у нас не было. Один тяжелый немецкий танк просто бравировал своей неуязвимостью. Он медленно двигался по шоссе, посылая в нашу сторону снаряд за снарядом и поливая нас пулями из пулеметов.
Я подбежал к одному из орудий, навел гаубицу на этот танк и дернул за шнур. Снаряд попал в бок танка, взорвался, осколки его высекли огненные стрелы на стальной броне, танк накренился, но не опрокинулся, снова встал на свои гусеницы. Как нам не хватало бронебойных снарядов!
* * *
Ожесточенность боя нарастала. Орудийные выстрелы и разрывы снарядов слились в сплошной грохот. Барабанной дробью рассыпались пулеметы. Наши орудийные расчеты вели огонь с предельной скоростью. Но потери наши росли, оставшиеся у орудий по два-три человека вели огонь за шестерых. Неукротимая ярость, испепеляющая ненависть к врагу, непреодолимое желание вырваться из «котла» рождали в каждом героя. Вокруг горели немецкие танки и бронемашины, мотоциклы и грузовики. Загорелся и лес, но тушить его было некому. Постепенно накал боя стал ослабевать. Немцы оказались разбитыми. Остатки их подразделений, яростно отстреливаясь, уходили с поля боя.
Комиссар полка созвал к себе командиров подразделений и сообщил, что командир полка майор Михайлов убит. Командование полком комиссар принял на себя. Он приказал немедленно начать переправу орудий через реку Сож.
Вернувшись на батарею, я увидел такую картину: у орудий лежали убитые, стонали раненые. Бойцы оказывали помощь раненым, перевязывали их раны, поили водой, укладывали на повозки. Мы стали спешно готовить батарею к маршу: собирали по лесу уцелевших лошадей, впрягали их в передки, собирали разбросанное батарейное имущество и грузили его на повозки. Из 48-ми артиллерийских лошадей, имевшихся в батарее до боя, мы с большим трудом нашли 12. Некоторые из них были ранены и все, без исключения, крайне истощены и обессилены. Собранных лошадей впрягли в передки трех орудий, по четыре (вместо шести), и, помогая им, мы двинулись к реке. Впереди нас был настоящий бурелом, вкривь и вкось поваленные друг на друга деревья. Поэтому преодолеть эти несколько десятков метров было непросто.
На пути – проезд через шоссе. На шоссе и за ним – догорающая немецкая техника, поваленные телеграфные столбы, спирали оборванных проводов. Вдоль глубоких кюветов – десятки горящих и тлеющих немецких мотоциклов. Лошади путались ногами в проводах, останавливались, падали. Немцы, оправившись от шока, открыли по нам минометный огонь. Их минометы стояли недалеко, на шоссе. Но снова вступать в бой мы не могли, нам было нечем стрелять, да и времени не было. Наконец, трудная дорога осталась позади, впереди – переправа через реку Сож.
Это место было выбрано не очень удачно, но, кроме естественного стремления каждого, как можно быстрее выбраться из этого кошмара, нас подгоняли «мессеры» градом пуль, пролетая над переправой на бреющем полете.
Дождавшись своей очереди, наша батарея переправилась через Сож, истратив на это свои последние силы. Отъехав от берега реки на 1-2 километра, мы свернули в кусты и остановились отдохнуть. Голодные лошади стали пастись, а мы, выставив часовых, упали на траву и мгновенно уснули…
Вечером того же дня остатки нашего полка были собраны в лесу. В людях, лошадях и вооружении мы понесли невосполнимые потери. Некоторые батареи остались совсем без орудий и без лошадей. В нашей батарее из четырех орудий уцелело только два.
На горьком опыте этого боя мы еще раз убедились, что бить немцев мы можем. Они надменны и спесивы, если не получают должного отпора. Но в панике бегут, когда их бьют понастоящему!
Итак, это ожесточенное сражение завершилось нашей победой, хотя и неимоверно большой ценой!
* * *
Назову еще одну из основных причин трагических поражений Красной Армии в первый период войны.
Только после смерти Сталина, в 1953 году, постепенно стали вскрываться вопиющие факты беззакония, творимые «вождем всех народов» в годы культа личности. По исследованиям генерал-лейтенанта А.И. Тодоровского, безвинно томившегося в тюрьмах и лагерях 18 лет, трагические последствия репрессий 1937–1938 годов таковы:
Из пяти Маршалов Советского Союза погибли трое: М.Н.Тухачевский, А.И. Егоров, В.К. Блюхер. Погибли оба армейских комиссара 1-го ранга – Я.Б. Гамарник и П.А. Смирнов.
Из пяти командармов 1-го ранга погибли трое: И.В. Якир, И.П. Уборевич, И.П. Белов.
Погибли оба флагмана флота 1-го ранга – Б.М. Орлов и М.Н. Викторов.
Погибли все командармы 2-го ранга: П.Е. Дыбенко, М.К. Левандовский, И.Н. Дубовой, А.И. Корк, Н.Д. Каширин, А.И. Седякин, Я.И. Алкснис, И.А. Халепский, И.И. Вацетис, М.Д. Великанов.
Погибли оба флагмана флота 2-го ранга, все пятнадцать армейских комиссаров 2-го ранга.
Из 67 комкоров были репрессированы 60, из них погибли 57.
Погибли все шесть флагманов 1-го ранга.
Из 28-ми корпусных комиссаров репрессированы 25, из них погибли 23. Из флагманов 2-го ранга погибли 9.
Из 199 комдивов репрессированы 136, из них погибли 125, возвратились из мест заключения только 11 человек.
Из 97-ми дивизионных комиссаров репрессированы 79. Из них погибли 69.
Из 397-ми комбригов репрессированы 221. Из них погибли 200.
Только в армии, с мая 1937 года по сентябрь 1938 года, был репрессирован 36 761 военачальник, на флоте – свыше трех тысяч.
Всего подвергались репрессиям за срок менее чем полтора года около сорока тысяч командиров Красной Армии и Военно-Морского флота.
Мировая история не знала случаев, чтобы перед угрозой надвигающейся войны с таким неистовством и размахом уничтожались военные кадры в собственной стране!