От Замогилья до Благодати (7 часть)
Дед Перевоз… Это не имя его и не фамилия. Зовут его так за ту работу, которую он выполняет в маленькой деревушке, приютившейся на берегу огромного озера. На середине озера этого — остров. На острове — кладбище.
Когда в деревне кто-нибудь помирает, старик выгребает воду и гниль из своей старой лодчонки, накладывает заплаты на прохудившиеся места и плывёт с мертвецом на остров-погост. Хоронит его там один и возвращается домой, к хозяйству. На другом конце села живёт переселенка из Бурятии, шаманка… Как кто заболевает — к шаманке этой идёт… Она в бубен свой побьёт, пошепчет чего-то, травы сушёной даст или отвару какого, и больному легче становится. Ну, а если не получится, тогда уже к деду Перевозу относят.
В деревушке этой необычайно тихо. И вовсе не потому, что жителей мало… Просто с раннего утра все они разбредаются по окрестностям, и каждый занят своим делом. Кто чем может, и для всей деревни. К кому рыба идёт — тот и рыбачит. Кто места знает — тот ягоды и грибы собирает, а кто в травах знаток — тот ими и занимается. Колхозный центр далеко, а районное начальство ещё дальше, и потому жить никто как бы и не мешает. А те, что за рыбой на озеро приезжают, шума лишнего боятся ещё больше, чем местные.
Хозяйство у деда Перевоза небогатое… Жена, которая заботится о нем, как о маленьком, что деду, похоже, очень нравится… Кот-альбинос с чёрным как смоль хвостом и лохматый неуклюжий пёс без имени и породы, а также бык-малолетка, совсем неразумный. С ним-то больше всего мороки… Несмотря на младенчество, сил у него намного больше, чем у деда. Утром-то они вдвоём с женой на берегу его привязывают, а вечером дед сам за ним ходит… Тут-то и начинается… Ведёт старик бычка домой на длинной верёвке, а тому ещё гулять охота… Разбежится — и мимо дома, а деду его не удержать, и он, не выпуская верёвки, ругаясь, за бычком-то и частит. И так до самой до околицы, до дома бурятки-колдуньи, этот бычок Перевоза и выгуливает. Там он обычно останавливается как вкопанный и дальше старика не волочёт. Пыхтит дед и тащит своё «чёрное имущество» обратно домой. А вечером неспешные разговоры о разном. Только о войне старик вспоминать не может, много довелось ему там повидать и, наверно, потому к орденам и медалям своим он относится, как к блестящим побрякушкам, как к значкам и только…
«Начинал-то войну я в мотострелковом полку. Едем как-то на новое место и видим на дороге людей гражданских — мужики, бабы с ребятишками… Человек двести их… К машинам нашим кинулись они — подвезите, солдатики, на переселение уже который день нас ведут… Нам-то что — не жалко, а тут к нашему командиру подходит начальник конвоя ихнего и смеясь тихо говорит: «Баб и детишек с собою на фронт забирай, а мужиков уж нам оставь, в расход их ведём пускать, изменников…». И поехали мы дальше… А уже в конце войны был у меня знакомец один, лейтенантик — всё вокруг меня ходил и ходил… Почему-то ему подружиться хотелось со мной, и потому, наверно, рассказал однажды мне про работу свою, а служил он в СМЕРШЕ… Приводили к ним всех, кого у фронта ловили. Какая баба солдата, мужика своего, разыскивает… Кто из госпиталя в свою часть бежит, кто продукты у военных выпрашивает… У всякого — своя причина ходить. В этом СМЕРШЕ их и судили. Суд продолжался не более пятнадцати минут, и объявляли — кого предателем, а кого — шпионом. Особо не разбирались — война ведь… Мало кого жалели.
И вот после суда этого ведёт мой лейтенантик приговорённого по длинному коридору в подвале, а посерёдке коридора того — запертая комната… Он дверцу отчиняет и туда мужика или бабу заталкивает… А приговорённый-то сразу, не поворачиваясь, — обратно кидается. В комнате-то той — труп на трупе лежат… Их не сразу вывозили… И когда баба та или мужик отшатывается оттуль, мой-то знакомец в этот самый момент и стреляет в затылок, у самой шеи… У него навык был — так он со смехом шутил, рассказывая о том. Всю ночь вот так он стреляет, а на следующую отвозит закапывать. Дружбы он моей хотел, а я от него прятался, где тольки мог. Не могу про войну вспоминать — заболеваю…»
«А вот тоже было… Сын с отцом не поладили чего-то. А оба они в нашем партизанском отряде служили. Короче говоря, поругался Володька Шендырёв со своим батькой серьёзно… Я-то как думаю-то… Поругался с батькой — вдарь по батьке. А потом замиришься… А Володька-то — не такой… Пошёл поутру к командиру и наврал тому, что батька егоный к немцам бежать надумал. И часа не прошло… Командир отряд на полянке собрал, приказал всем стать на колени, в круг, лицом к друг дружке, а сам стал ходить вокруг и сводку с фронта зачитывать… Читать закончил, подошёл к батьке Володькиному и из нагана ему, в затылок… А вот тоже скоро случилось… Немцы-то в нашей деревне штаб свой сделали и вызвали туда старого-престарого деда… Он все здешние леса лучше всех знал. Вызвали его и приказывают — отправишься в лес, найдёшь партизан и выведаешь — скольки их и скольки у них оружия… А не пойдёшь — расстреляем и тебя, и бабу твою. А деду-то что делать? Жить-то хочется, да и жену жалко… Пришёл в наш отряд — и к командиру, мол, так и так — немцы к вам в разведку прислали, а отказаться было нельзя. И просит командира не выгонять его обратно… Своей смертью мол, хочет помереть. Командир старика выслушал и подозвал бойца, отвели они вдвоих этого деда в кусты, и там командир его застрелил: пошто, мол, немцев послушался и к нам шпионить пришел…»
«А нам ни от кого пощады не было — ни от немцев, ни от партизан… Оттуль и оттуль — плохо тольки. Партизаны приходят и отбирают всё, что видят, а потом немцы им вослед — деревню жгут. Уже потом они винтовки привезли — защищайтесь, мол, от партизан… Когда у нас в хате жили немцы, то не раз ругались они и нам говорили — Сталина и Гитлера бы вместе свести и кончить обоих, а то — пусть дерутся промеж собою… А мой батька Сталина уважал! Батька на фронте был под Москвой! А домой вернувшись, рассказывал, как в часть к ним сам Сталин однажды приезжал в простой солдатской шинели и совсем не важный, как другие. Бой идёть, а ён над окопами встал и к солдатам обращается, чтобы те Москву отстояли… Вот! И Жуков с ним был…
«Перебирают бабы на поле картошку и разговор ведут промеж собой. И одна говорит, что в Москву СПИД завезли, а другая-то, ей в ответ: «Там усе расхватают, нам вовек вкусненького не достанется»… Уси хохочуть, прям по земле катаются, а баба тая ужо побелела от злости: «Сулья, правду говорю — не достанется!».
От Замогилья до Благодати «Расколотый мир» Сергея Жиркевич
От Замогилья до Благодати (1 часть)
От Замогилья до Благодати (2 часть)
От Замогилья до Благодати (3 часть)
От Замогилья до Благодати (4 часть)
От Замогилья до Благодати (5 часть)
От Замогилья до Благодати (6 часть)
От Замогилья до Благодати (7 часть)
От Замогилья до Благодати (8 часть)
От Замогилья до Благодати (9 часть)
От Замогилья до Благодати (10 часть)
От Замогилья до Благодати (11 часть)
От Замогилья до Благодати (12 часть)