Невель. Справочник. Всё о Невеле

«Боже, во имя Твое спаси мя… »
Л.М. Максимовская (Невель)

7 мая 1993 г. о. Иоанн (Иван Михайлович Васильев) (1933-1998) освятил Музей истории Невеля. Общение с о. Иоанном не прекращалось до самой его смерти – очное и заочное. Он следил за публикациями по истории Невеля и радовался их появлению. Этот человек пользовался огромным уважением в Невеле, и сейчас у его могилы можно всегда застать молящихся, скорбно и с надеждой склонившихся к надмогильному кресту.

Иван Михайлович стал родоначальником семьи служителей церкви: его сын Алексей – священник, три дочери – Наталья, Мария и Ольга служат регентами при церковных хорах, зять Вячеслав Литвинов назначен настоятелем храма Иоанна Предтечи в селе Иваново, имении И.И. Михельсона (см. о Михельсоне соответствующий раздел в книге «Невельская старина» – СПб: «Акрополь», 199 3). Храм полуразрушен, интерьеры уничтожены полностью. Нужно обладать большим мужеством, чтобы взяться за его восстановление. Это уже история нашего времени, но, если посмотреть в глубину, мы увидим, что семья, которую создали Иван Михайлович и его жена Екатерина Николаевна, имеет глубокие корни и включает в свой состав многих и многих служителей Русской Православной Церкви, оставивших свой след в ее истории.

Вдова Ивана Михайловича Екатерина Николаевна (в девичестве Вехновская) служит регентом в Невельской Свято-Троицкой церкви. Екатерина Николаевна придерживается той традиции духовного пения, которую она унаследовала от своего отца Н.А. Вехновского (1895-1972), регента знаменитого православного монастыря в Печорах (эстонское название – Петсери)¹. Многие годы певчим в Свято-Троицкой церкви был Николай Николаевич Вехновский, родной брат Екатерины Николаевны. Беседы с Е.Н. Васильевой и Н.Н. Вехновским состоялись в конце 2000 г. и в начале 2001 г. в их доме в Невеле. Это был живой разговор с отступлениями, рассматриванием многочисленных документов и фотографий, поэтому в письменном виде его пришлось выстраивать в иной, но более приемлемой последовательности. К сожалению, в письменной передаче теряется многое, и прежде всего интонации замечательных рассказчиков, каковыми оказались Екатерина Николаевна и Николай Николаевич. Не услышит читатель и пения, и игры на фортепиано.

Название публикации дано по желанию Екатерины Николаевны. Эта строчка из 53 псалма стала эпитафией на могиле Н.А. Вехновского, находящейся в пещерах Печорского монастыря. Она же является названием концерта А.А. Архангельского², любимого Николаем Александровичем. Начались беседы с воспоминаний об Иване Михайловиче Васильеве, о. Иоанне…³.

Е.Н. Он из простой семьи, но у них в какой-то ветви есть дьякон, который служил в Камно под Псковом, где и похоронены родители Ивана Михайловича.

Л.М. То есть православная традиция в семье была?

Е.Н. Конечно, это была глубоко верующая семья. Сейчас двоюродная сестра поет в селе Камно. Мать всю жизнь отпела. Это такой будничный хор, который малозаметен, но играет большую роль.

Л.М Какое образование получил Иван Михайлович?

Е.Н. Семинария, потом некоторое время учился в Академии, но не закончил – тяжело было совмещать, потому что в Невеле приход большой, нагрузка большая.

Л.М. Известно, что хлеб приходского священника не сладок… Когда он начал служить в Невеле?

Е.Н. С 1960 и до осени 1965 года, ровно пять лет, день в день мы отслужили в Печках Печорского района, совсем рядом с Псковским озером. 8 октября 1960 года мы приехали в Печки, а уехали 9 октября через пять лет, когда назначили в Невель. Это произошло после невельских неприятностей, когда храм полтора года был закрыт. Открыли его вновь 31 мая 1961 года. Ездил служить священник из Острова, отец Морозов. Он поездил, поездил и решил остаться в Острове. Время было такое, а у него здесь в медицинском училище училась доченька, и он боялся, что его служение повлияет каким-то образом на ее жизнь.

А мы, можно сказать, попали под руку правящему тогда архиерею митрополиту Иоанну⁴. Пришли в управление в Пскове, а у владыки был батюшка … не знаю его имени – старенький такой. И выходили они с этим батюшкой из кабинета с такими словами. Владыка говорит: «Ты старый, там много работы. Вот будешь крестить и не удержишь младенца. А вот отец Иван поедет туда!» А мы здесь, в приемной. Он и назначил нас, велел поехать на пробную службу. Мы, знаете, настолько были ошеломлены, что вышли из управления и молчим, каждый переваривает владыкино предложение о назначении. Мы съездили, посмотрели. У нас уже дети были, Наташе пять лет. Скоро в школу, а у нас заканчивался срок паспортов. И в деревне паспортов уже не давали. Так было для колхозников. В городе этого не было.

Мы из Пскова поехали в Печоры, пошли в монастырь, конечно. Мы такие сложные вопросы сами не решали. В то время был жив отец Афиноген⁵, старец печорский, которому свою паству передал отец Симеон⁶. Мы пошли к отцу Афиногену, а он сказал, что да, благословение архиепископа Иоанна надо исполнить. И мы уже без всяких сомнений собрали свои пожитки немудреные. (Показывает фотографии.) А вот это митрополит Иоанн Разумов, а это отец Симеон. Когда еще пятнадцать лет мне было, я, бывало, приду к нему, а он скажет: «Ну, где ты ходишь? Твой жених был». А это Иван Михайлович приезжал с матерью. Со всей России к отцу Симеону ехали, бесноватых к нему привозили, таких, что, знаете, четверо мужчин не могут удержать. И вот он сказал: «После моей смерти будете ходить к отцу Афиногену со всеми своими нуждами». В то время старцы в монастыре были очень доступными. Когда тебе надо, ты идешь и тебя пускают. Никаких не было сторожей на дверях. А тому, кто желает такой жизни, очень тяжело…

Так разрешился вопрос с нашим переездом. И вот начали служить… Конечно, первое время было очень трудно, потому что до нас приход был разделен на две части, служили до нас два священника, раньше еще, в начале шестидесятых. Вот идем, бывало, в церковь, а встречные говорят: «Мы – Петровские. А мы – Иринеевские». Батюшка слушал, слушал, а потом сказал слово в церкви. Он так сказал: «Милые мои, я вас приехал не разделять на Петровских и Иринеевских. Все мы – Божьи. И давайте вот с этого начинать. Давайте вместе молиться, славить Господа…»

И так понемножку дело пошло… Но много было анонимок, всякой грязи. Писали батюшке на меня всякое, мне – на батюшку… И это продолжалось два года. Трудно было. Идешь к почтовому ящику, ждешь письмо из дому, а оттуда кляуза вываливается. Мы терпели, никуда не ходили, ничего не выясняли. В Псков были жалобы, нас вызывали. Было, например, требование, чтобы мы служили очень рано, чтобы в девять часов вечера храм уже был закрыт. Владыке было послано. В пять часов утра – кому служить? Он сказал, пусть служат как положено. Были и еще анонимки, но потом все прекратилось.

Л.М. Когда вы приехали, церковь была в каком состоянии?

Е.Н. Иконостас был другой. Этот из Дубяг. Его сюда перевезли по благословению отца Алипия⁷. Иконостас был перевезен в Печорский монастырь из Дубяг. Судьбу того храма я не знаю. Когда этот иконостас привезли к нам, фанерный разобрали. И оказалось, что этот как будто создан был для нашего храма.

Л.М. За то время, что вы здесь, добавились какие-то иконы в храм?

Е.Н. Из деревни Вологино Невельского района. Батюшка говорил с мужиками: «Отдайте эти иконы, пока целы, в Невель. Церковь-то все равно закрыта. Они будут в одном месте, и вы будете знать – а эта вот наша, вологинская». Но тогда не отдали. И уплыли все аналойные иконы. Иконы там хорошие были. Когда аналойные иконы исчезли, местный житель один привез на грузовике большие иконы – сам! Мы все это отмыли, всю копоть. На одной самой темной оказался архистратиг Михаил с огненным мечом. Не очень хорошая живопись, но все-таки видно, кто это. Нила Столбенского икона мне особенно нравилась.

Л.М. Иван Михайлович, получается, большую часть жизни отдал этому храму, похоронен при нем.

Е.Н. Да. Тридцать восемь лет он отслужил, из них тридцать три в этом храме.

Л.М. Вы из семьи Вехновских. Все ваши родные были священнослужителями?

Е.Н. Да. А мама моя из простой крестьянской семьи. Жили в двух километрах от Печор.

Н.Н. В деревне Козье Загорье. Наша мама из семьи Сараповых. Бабка из казачьего рода, хоперского. В этой деревне жили казаки с Хопра , в их обязанности входила защита Псково-Печорского монастыря. Клан Сараповых был большой, от них пошли Михеенковы, Павленковы.

Е.Н. В монастыре был хор мальчиков, но, очевидно, мальчиков не хватало, поэтому сделали смешанный хор. Это было в 1914 году. И мама попала в этот хор. Был тогда другой регент, папа приехал в 1921 году из Нарвы.

Н.Н. Его прадед был первым ректором Псковской духовной семинарии. Я помню, отца поздравляли со 125-летием семинарии.

Е. Н. После Псковской духовной семинарии он попал в Нарву.

Н.Н. Но в промежутке, когда оставалось сдать последнюю сессию, он ездил в Петроградскую консерваторию. Его учитель по семинарии М.Ф. Гривский (потом он был священником в Залесье под Печорами, умер в Риге во время войны) дал ему рекомендательное письмо к Кастальскому⁸. Отец, как он рассказывал, всю дорогу из Пскова в Петроград ехал стоя, чтобы не помять брюки, а белый воротничок рубашки прикрывал, чтобы и с ним ничего не случилось. Кастальский его принял, пригласил на спевку. Отец, воодушевленный, ходил на спевки. Кастальский написал отношение ректору консерватории, чтобы с сентября его приняли.

Тут-то в Питере началась неразбериха. Он рассказывал, что попал в поезд на Псков без билета. И в Пскове было то же самое. Так с консерваторией ничего не вышло. Консерватория прошла мимо усов, как говорится.

Е.Н. Это было смутное время – революция, война. И он был в Нарве в Преображенском соборе регентом. Впервые к хору он встал в семь лет в своих родных Красных Прудах под Псковом. К деревенскому хору. И он рассказывал смешной такой эпизод. Есть сборники церковно-певческие. Вот там была «Милость мира» Виноградова, а в конце партии написано: «смотри на бороде». Вместо «смотри на обороте».

Дома у них была фисгармония, мать его гоняла полотенцем, чтоб не сидел все время за инструментом. Он подбирал все время, без конца…

В Красных Прудах была церковь. Взорвана. Там было много прудов, их зимой расчищали и получались прекрасные катки. Папа семинаристом катался там на коньках. А вокруг прудов рос орешник.

Л.М. Церковь взорвали в советское время?

Е.Н. Да. В двадцатые годы деда моего по отцу, протоиерея Александра, который в ней служил, взяли в тюрьму. А потом при помощи родственника дальнего, который служил в ЧК, его отдали дочерям в Псков. И через три недели он скончался в помешательстве. Гнал его в тюрьму из Красных Прудов тридцать километров конный конвой в Псков. Похоронили его на кладбище при Алексеевской церкви в Пскове.

Л.М. Николай Александрович был его единственным сыном?

Е.Н. В семье деда рождались девочки, а мальчики умирали. Тогда дед с бабушкой дали обет, что если родится мальчик, то они назовут его Николаем в честь Святителя Николая. И вот этим Николаем и был папа. А потом родились Василий, Владимир и Серафим. Папа говорил, что вначале он был очень избалованным, но потом родились мальчики и папина воля закончилась, стали его поджимать. А уже в нашей семье было трое детей: старший брат, сестра Наталия и я, младшая.

Николай Александрович Вехновский, мой отец, был регентом и церковным композитором. Он занимался и аранжировкой. Его хор исполнял и светские вещи.

Папа был очень обязательным человеком. Вот, например, пишет ему регент Коровников из Тарту: «Дорогой Николай Александрович! Поздравляю тебя с праздником, благодарю за присланные ноты и вообще за твою готовность всегда оказать мне помощь». Он всем ноты переписывал, и в Москву, и кто бы ни попросил … Есть списки… Вот письмо, и в конце письма список – то, что отправлено и что еще надо отправить. У Коровникова в Тарту сгорела библиотека, так папа почти полностью ему ее восстановил. Все то, весь тот репертуар, которым владел хор.

Папа был домосед. Жил всю жизнь в Печорах. С 1921-го по 1972 год. И был бессменным регентом монастыря Печорского. Он ученик Михаила Федоровича Гривского. Это церковный композитор. Когда папа учился в Пскове – в семинарии, он был там преподавателем пения. У него много музыкальных произведений.

Л.М. Было ли что-нибудь издано?

Е.Н. Нет. Но у меня есть, единственные, правда, ноты Гривского – песнопения – с дарственной надписью «Моему другу Коле Вехновскому. 1926». У его сына Льва был квартет. Где-то за границей весь квартет отравили.

Папин хор пел с Дмитрием Смирновым, артистом Большого и Мариинского театров. У мамы, в ее поварской книге, есть запись: «Этим тортом я угощала артиста Смирнова». Это был «наполеон». А вот мама на сцене в «боярском» костюме. Этот костюм не сохранился. Я сама помогала спарывать камешки, их пожертвовали в монастырь. Отец Алипий расшивал плащаницу Божьей Матери. Ну, может быть, художник под его руководством … Алипий был иконописец.

После войны Николая Александровича таскали в ГПУ. Зубы потерял там, хотели, чтобы был стукачом. Мама тогда читала акафисты, и мы участвовали, стоя на коленях, когда его долго дома не было. А папа приходил весь измученный, истерзанный… Но были люди, которые предупреждали: мол, только не подпиши ничего!

Папа был ревностным хранителем монастырского устава, а ведь наместников много сменилось. Пытались поменять устав, а папа говорил: «Нет, вот так». Отец Афиноген рассказывал вот что. Когда приехал покойный патриарх Пимен, то папа, как обычно перед службой, пошел в алтарь. Это было перед Рождеством, а там есть особые места. Папа сказал, что вот так будет, а покойный патриарх говорит, нет, вот так. И принял он слова папы с раздражением. Отец Афиноген рассказывал, что папа подошел к двери, чтобы уходить, повернулся и говорит: «Ничего, горек табачок, а нюхать будешь». Пели по-папиному, а потом через некоторое время патриарх извинился перед папой при всех. Понравилось ему, наверное, что папа – хранитель, крепко держится за устав. Потом он говорил, что каждый монастырь тем и славен – своим уставом. И особенностями песнопения…

Л.М. Сохраняется сейчас в Печорах эта традиция или все ушло?

Е.Н. Не знаю, мы же не бываем на службах, приезжаем в будни…

Папа много занимался с детьми и взрослыми. Ходили всякие – и с голосом и без голоса. Был один такой курьезный случай. В начале шестидесятых мы как-то приехали, а папа говорит: «Что-то ко мне привязался дьякон из монастыря. Все ходит и ходит, водку принес…». Оказалось, что дьякон был совершенно бесслухий, и над ним кто-то посмеялся и посоветовал: сходи-ка ты к регенту, только водки возьми. Это они так подшучивали над ним. А папу-то зачем мучить?

С папиным именем связана традиция певческих слетов в Печорах и в Нарве. Вот фотографии, протоколы, писанные папиной рукой. Вот список регентов с хорами Печорского края, их адреса, есть письма из комитета слета, из Нарвы, они там утверждали программы. Это начиналось в 1923 году. Папа был еще и инструктором района. При каждой церкви хор, и вот он объезжал их всех на велосипеде. Вот фотография Гречанинова с автографом: Второму Всегосударственному слету русских хоров в Нарве шлю горячий привет и искреннее пожелание успеха. А. Гречанинов. 1937. Париж»⁹.

Н.Н. Русская диаспора в Эстонии старалась жить полноценной жизнью. Устраивались спектакли. Помню, как ставили «Грозу», «Не все коту масленица» и другие. Танцевальные коллективы были, хоры, оркестры. Русские как-то взбудоражили сонные Печоры, и в других маленьких городках тоже создавались хоры. Если здесь посмотреть, то нет такого контакта между жителями Невеля, а там русские жили очень тесно. Певческие праздники возникли так: русские хотели найти какую-то культурную нишу для себя, раз уж они оказались за пределами России, и нашли. В 1925 году было создано Печорское русское общество просвещения¹⁰. Туда входили врачи, учителя, инженеры и простые люди тоже. Были и древние фамилии – Шаховские, Оболенские, которые эмигрировали из России. Про Печоры можно сказать, что это был Богом и людьми забытый край, но там компактно проживали русские. Были русские библиотеки, школы, монастырь, наконец. У нас в гимназии преподавал такой эмигрант Гахов. Он привез с собой из Петрограда часть своей библиотеки и гербарий. Также в Печоры попал доктор медицины Розов. А он захватил с собой только микроскоп. Потом уже ему не дозволялось официально работать, мог давать только частные консультации, потому что не знал эстонского языка. Это уже перед войной.

Русские в Печорах делились как бы на классы. Бывшие дворяне, офицеры, купечество – все держались обособленно, но была и общность какая-то. В начальную школу я ходил вместе с Оболенскими (две девочки и два парня). Их в сорок первом переместили в Сибирь (когда Эстония уже входила в состав СССР), посчитав, что печорский климат для них вреден. Вот так – кто не успел уехать дальше, судьбу имел незавидную.

Когда Эстония вошла в состав СССР, Просветительное общество распалось, а во время немецкой оккупации возродилось – люди старались держаться вместе. Отец мой руководил и русским хором, и русским оркестром, хотя он не был оркестровым дирижером. Куда-то подевались все дирижеры, вот ему и пришлось. Мы эвакуироваться не успели, первыми уехали партийные и административные работники, а за нами машина так и не пришла, потому что немцы уже взяли Псков.

В Печорах правили и немцы (псковский гебитс-комиссар), и эстонцы. И вот вопреки всему жизнь русской диаспоры оживилась. Однажды после концерта в своем кругу, распивая самогонку (где доставали?), отец сказал: «Вот так, немец, нюхай наш русский табачок!». Немцы проверяли каждый шаг, даже на сцене находились. Боялись партизан. Партизанского движения в Печорах не было, но во второй половине войны туда забрасывалась наша разведка глубокого тыла. Это мы почувствовали. Появлялись какие-то знакомые, которых раньше не было видно… Немцы на самом деле были разные. Самые страшные люди были эсэсовцы, они могли кого угодно схватить. Вначале немцы вообще никого не замечали, а после Сталинграда куража у них уже не было. Мы видели, как через Печоры в сторону Ленинграда проходили немецкие части, состоявшие из итальянцев. Шли с бананами и апельсинами, гитарами и с перьями на головах, как у петухов. А возвращались уже не так: все потрепанные, перья повыдерганы, продавали все – только дайте что-нибудь поесть. Мы войну пережили в доме деда, на хуторе, подальше от греха.

Е.Н. Может быть, папу потому и таскали после войны, что он был в числе организаторов певческих праздников в буржуазной Эстонии. Он был очень талантливым человеком, с абсолютным слухом. Регенты иногда так соревновались – пели хроматическую гамму вверх и вниз. Только папа спел правильно, даже Архангельский не смог… Эстонского языка папа не знал, а мама Мария Николаевна владела им свободно.

В пятидесятые годы к нам на дачу в Печорах приезжал дирижер из Эстонии Фридрих Энгельгардович Николаи. Жена его была балериной. Конечно, в то время от балерины уже ничего не осталось, но иногда могла выкинуть «па» на кухне с поварешкой в руках. Николаи устраивал концерты у нас дома. Прекрасно аккомпанировал, импровизировал. Руки так и летали над клавиатурой. А мама и сестры пели. Из деревни приходили люди и сидели под окном. У мамы было меццо-сопрано. Она пела на бис «Помню я еще молодушкой была». Была солисткой в хоре.

Папа первым исполнял все вещи Михаила Федоровича Гривского. Папа приготовит вещь, а Гривский приходит и показывает, что он замыслил, все оттенки. Он посвятился и служил в Залесье, где папа был преподавателем. Отец Иоанн был свидетелем, как регент из Сенно Тимофей Демин передавал митрополиту Иоанну все сочинения Гривского. Как только они были собраны?! Это в семидесятые годы, после папиной смерти. Демин старше папы, а папа умер первый. При отпевании Демин подошел к гробу и сказал: «Коля, не по порядку». Не знаю, какова судьба этих нот. А традиция осталась. Так поют в Смоленске, в Таллине, у нас…

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Николай Александрович Вехновский писал о своей деятельности так: «Прослужил я в храме Божием в качестве регента 56 лет. Всю энергию, любовь и знание отдавал и отдаю благолепию храма Божиего, предпочитая Знаменный, Киевский, Греческий и другие распевы пред свободным сочинением и старых, и новых церковных композиторов». (Заявление на имя о. Иоанна, архиепископа Псковского и Порховского от 12 сентября 1966 г. Фрагмент. Из семейного архива Вехновских.)

2. Архангельский А.А. (1846-1924) – известный духовный композитор и дирижер. Хор под его управлением исполнял церковные песнопения и русские народные песни.

3. После смерти Н.А. Вехновского его дочь Наталия Николаевна записала свои воспоминания об отце и о семье в целом. Приведем эти воспоминания с некоторыми сокращениями.

«18 июля 1972 года, в день памяти преподобного Сергия Радонежского, на семьдесят восьмом году жизни умер старейший регент хора Псково-Печорского монастыря Николай Александрович Вехновский. Смерть наступила после тяжелой продолжительной болезни и отозвалась глубокой скорбью в сердцах тех, кто знал и любил почившего. А знали и любили его многие. Да это и немудрено: шестьдесят пять лет регентского служения (из них пятьдесят один год в Псково-Печорском монастыре) остались за плечами нашего родителя.

Вот вехи жизни его: родился 13 января 1895 года в поселке Лобно Новоржевского уезда Псковской губернии в семье потомственного священника – протоиерея Александра Вехновского. Прадед Николая – полковой священник, за ревностное служение был удостоен многих церковных и гражданских наград. Другой прадед, также протоиерей, принимал активное участие в устроении Псковской духовной семинарии. Еще один прадед, протоиерей Петр Вехновский был настоятелем Псковского кафедрального Троицкого собора.

Родительница Николая Мария Вехновская (вышла из семьи потомственных священников) была женщина благочестивая, добрая, глубоко веровавшая в Промысл Божий. Семья протоиерея Александра была многодетной, но вот мальчики, рождавшиеся до Николая, умирали в раннем младенческом возрасте. Родители об этом очень скорбели, молились и просили помощи Божией. И как-то однажды, молясь Святителю Николаю, они дали обет: если родится мальчик, то назовут его Николаем. Молитва была услышана – родился мальчик и дали ему имя Николай. С раннего детства мальчик любил церковь, службы и в пять-шесть лет стал прислуживать в алтаре. Подавал батюшке кадило, выносил свечу, читал на клиросе и очень рано стал на службах подпевать своему отцу. В шесть- семь лет у мальчика обнаружилась незаурядная музыкальная одаренность. В восемь лет Николай стал управлять своим приходским хором. Смастерил сам маленькую переносную фисгармонию для спевок в храме. Дедушка наш протоиерей Александр был богобоязненным, строгим, дисциплинированным и аккуратным человеком. Эти качества родители настойчиво прививали своим детям.

Настало время отправлять Николая в Псков, в Духовное училище. Там обратил на него внимание преподаватель пения протоиерей Михаил Гривский. И папа становится головщиком хора, а по окончании Духовного училища – регентом семинарского хора. В семинарии у Николая проявились композиторские способности, и во втором классе семинарии в 1912 году он написал свое первое произведение ” Разбойника благоразумного”.

В тревожные революционные годы Николай Вехновский переехал в Нарву и был регентом в храме, расположенном в Нарвской крепости. Через два года, по благословению настоятеля Пскова-Печорского монастыря архиепископа Иоанна (Булина), папу пригласили в Пскова-Печорский монастырь на должность регента любительского смешанного хора. В 1921 году Николай Александрович окончательно переехал в Печоры и занял эту должность.

В эти годы в Печорах, по Промыслу Божию, оказался и протоиерей М.Ф. Гривский – любимый учитель папы, под руководством которого он совершенствовался в церковно-музыкальной деятельности.

В монастыре Николай Александрович укомплектовал любительский хор, организовал мужской квартет, который сопровождал правящего архиерея в поездках по епархии. Кроме того, папа и его квартет пели в течение многих лет в Успенском храме Литургии Преждеосвященных даров и т. д. У папы в братском корпусе была келья. Там стояла фисгармония, на стене висела черная доска с нотными линейками. В келье проводились спевки с хором, занятия с певчими нотной грамотой и обучение головщиков монашеского хора. А по открытии при монастыре Духовной семинарии папа вел там уроки пения.

В 1925 году при участии Николая Александровича было образовано Печорское Русское общество Просвещения. Николай Александрович, кроме церковной деятельности, преподавал пение в средней школе и в гимназии. В послевоенные годы он преподавал пение в педагогическом училище и теорию музыки и сольфеджио в музыкальной школе.

В 1926 году папа женился на солистке своего хора Марии Николаевне. Здесь будет уместно сказать несколько слов о нашей родительнице. Маму с восьми лет приняли в монастырский любительский хор, и в нем она пропела всю свою жизнь до смерти папы – шестьдесят четыре года.

В тридцатых годах Николай Александрович в соавторстве с одним из своих коллег издал детский учебник пения (с первого по шестой классы). По просьбе издателя журнала «Русское общество» (Таллин) писал в этот журнал статьи о русском народном творчестве, об исполнении русских народных песен и т. д.

В эти годы папа выезжал со своим квартетом в южную часть Эстонии, где давали концерты духовной музыки и исполняли русские народные песни. Хор же с программой духовных произведений выезжал в Тарту и Таллин .

В 1937 году в Нарве торжественно отмечалось столетие со дня смерти Пушкина. По этому случаю состоялся первый слет русских хоров в Эстонии. Активное участие Николая Александровича в организации и проведении праздника было отмечено наградами.

В 1939 году в Печорах проводился второй большой слет русских хоров в Эстонии. В день открытия праздника с утра была отслужена Божественная Литургия, потом молебен с многолетиями. Возглавлял Богослужения архиепископ Николай с сонмом духовенства при огромном стечении мирян. На Богослужениях и духовном концерте хором в шестьсот человек руководил Николай Александрович.

В годы оккупации папой проводились благотворительные концерты. Средства, собранные с этих концертов, шли на помощь детям, находившимся в немецких концлагерях.

Шестьдесят пять лет посвятил папа церковно-регентскому служению. За самоотверженное, ревностное и неутомимое служение Церкви Божией он был награжден орденом Платона, а в 1970 году святейший патриарх Алексий I к празднику в честь преподобного мученика Корнилия (5 марта по н. с.) наградил папу орденом Святого князя Владимира III степени.

Когда папа умер, мы приехали на похороны и увидели его. Он лежал такой светлый, простой, с очень спокойным лицом, как бы ушедший в себя и вместе с тем такой доступный, близкий – лежал родной человек. Вот таким он и был для людей; только когда был жив, то прибавлялись еще общительность и приветливость. Не было в нем зла, гордости, не было лукавства, держался всегда естественно. Это был брат, отец, дедушка. Вот почему почитали и любили его.

В таком духе верности православию и любви к Матери-Церкви Николай Александрович и Мария Николаевна (дорогая и верная его спутница) воспитали своих детей и внуков. Старшая дочь Наталия Николаевна в настоящее время управляет главным хором в Александра-Невском соборе города Таллина. Младшая дочь Екатерина Николаевна – регент небольшого, но слаженного хора в Троицком храме города Невеля Псковской епархии. Внук отец Алексий – старший протодиакон кафедрального собора в Санкт-Петербурге. Три внучки – Наталия, Мария и Ольга – идут по стопам дедушки: служат регентами церковных хоров в разных городах.

Болезнь свою папа переносил терпеливо и мужественно. Почти ежедневно причащался Святых Христовых Тайн. Кончина была христианской, тихой и мирной.

Отпевание было совершено 20 июля в Сретенском храме ризничим обители архимандритом Серафимом (Розенбергом) в сослужении монастырского духовенства и двух мужей дочерей – протоиерея Владимира и протоиерея Иоанна. Хором, который сопровождал Божественную Литургию и отпевание, руководила младшая дочь Екатерина Николаевна. Гроб с телом был обнесен вокруг храма и погребен в ближней пещере. Рядом с гробом папы спустя четырнадцать лет поставили и гроб мамы.

Хочется закончить вышесказанное такими словами: вечная память и благодарность за их жизнь, труды, подвиги и христианскую любовь, которую они носили в сердце и которой щедро делились с родными и окружающими».

Мать о. Иоанна А. П. Васильева записала свои воспоминания о старце Симеоне и о той роли, которую он сыграл в жизни ее сына.

«В 1951 году сын наш в армию ушел. Мы, конечно, молебен заказали; отпустили в армию и, хотя он и не был комсомольцем, думали, что теперь уж он не наш – там уж его обработают. И вот я, когда со старцем Симеоном беседую, то о сыне молчу: отслужили молебны – и дело с концом. <…> А батюшка и говорит: “Молебны – это очень хорошо. Но только сейчас сугубая молитва нужна: над сыном вашим нависла черная туча – может и не вернуться. Иди сейчас же в Успенскую церковь, становись на колени перед иконой Царицы Небесной “Всех Скорбящих Радость” и стой так до тех пор, пока подойдут все к елеопомазанию; а потом и до конца службы достой и вернись, зайди ко мне”.

Я так и сделала. Стояла я и знала, что теперь надо не так просто стоять, а просить Божию Матерь с глубокой верой… Это матерям такое назидание: каждой матери советую так.

<…> Потом захожу к батюшке, и он говорит: “А вот и миновало!” <…>

Вижу – задумался он: говорить или не говорить? Может, думаю, и недостойна я знать. Но батюшка так сказал: “Вот сын твой уже фельдшер, и теперь его бы принудили учиться на врача (а тогда три года служили) и отправили бы его так далеко, так далеко, что он больше бы и не вернулся. Еще его и в партию стали бы тянуть – уж и начали… Не дай Бог, не дай Бог!”

Так и сказал и осенил себя крестным знамением: “Не дай Бог, чтобы это случилось!.. А теперь он будет священником!”

Я даже возмутилась, говорю: “Как так? Чтоб от нас, недостойных, ведь мы люди совсем мирские, светские, и совершенно не годимся к этому, чтоб от нас произошло такое великое таинство, это священство? Я ведь знаю, что это такое: величайшая благодать Божия для этого должна быть!.. Мы праздников не нарушаем, чтим праздники, в церкви всегда в воскресенье – и муж, и я. Но мы обыкновенные люди, рабочие, недостойные. Откуда же у нас таких и сыну быть священником?” А батюшка и говорит: “Господь и из недостойных производит достойных”. “Да, да, – говорит, – пять лет сын твой на селе послужит, а потом и Троице Святой поработает”

Так вот можете себе представить? Все так и свершилось!

Пять лет сын в Печках, в Георгиевской церкви служил – день в день: как в день Никандра преподобного начал, так в этот же день через пять лет и закончил. А вот когда батюшка сказал, что сын Троице Святой послужит, то сколько времени – не сказал. <… >

Перед принятием сана сыну жениться надо было. В Пскове были хорошие невесты, достойные. От всего сердца имели мы в виду и дочь печорского регента Вехновского. А она еще совсем молоденькая была<…>.

Раньше-то сын хотел остаться неженатым, может, и в монастырь пойти. Но батюшка отец Симеон сказал: “Нет, я тебя на это не благословляю. Тебе трудно будет духовно устоять в монастыре, даже и у нас искушений от мира много. Я тебя благословляю в миру женатым быть. И невесту благословляю взять поближе от монастыря – регентову дочь. У нее и деды и прадеды священники. Она тебе будет хорошей помощницей. Так что твое благословение – быть семейным. И дети будут. Много не будет, но средне будет: почитай, целая деревня”.

Вот как старцы-то – они и браки благословляли … А матушка вышла для сына очень даже хорошая: воспитала детей в вере в такое трудное время. Отец Николай, что на Залите служит, тоже одобряет, говорит, что “отец Иван не проженился”».

Из воспоминаний А.П. Васильевой (Царевой), духовной дочери старца Симеона // У «пещер Богом зданных». Псково-печерские подвижники благочестия ХХ века. М., 2000. С. 62-64.

4 . Иоанн Разумов (1896-1987) – епископ Псковский и Порховский с 1954 г., был возведен в сан архиепископа, потом митрополита. Управлял Псковской епархией 33 года. Скончался в Пскове в возрасте 91 года. Когда хоронили митрополита Иоанна Разумова на Дмитриевском кладбище в Пскове, выкопали медную доску с именем Петра Вехновского, настоятеля Свято-Троицкого собора в Пскове. Дата смерти была примерно 1843 г. (со слов Е.Н. Вехновской (Васильевой)).

5. О. Афиноген (Агапов) – архимандрит, старец печорский (1881-1979).

6. О. Симеон (1869-1960) – иеросхимонах Симеон (Желнин), старец печорский.

7. О. Алипий (1914 – 1975) – Иван Михайлович Воронов, с 1959 г. наместник Псково-Печорского монастыря.

8. А.Д. Кастальский (1856-1926) – выдающийся русский духовный композитор. В своих сочинениях основывался на древних церковных распевах и русских народных песнях.

9. I Всегосударственный русский певческий праздник в Эстонии проходил 26-27 июня 1937 г. в Нарве и был посвящен столетию со дня гибели А.С.Пушкина. В Таллине, Тарту. Печорах и Хельсинки были созданы комитеты содействия. В первом слете русских хоров и оркестров Эстонии приняло участие 70 русских хоров и 13 оркестров народных инструментов из Эстонии, Латвии и Финляндии – всего около 2 500 человек. II Всегосударственный влет русских хоров и оркестров Эстонии состоялся в Печорах 1 и 2 июля 1939 г. Праздник в Печорах начался с торжественного духовного концерта, в котором участвовало 600 певчих. Сводный хор под управлением Н.А. Вехновского со ступеней Михайловского собора Печорского монастыря исполнил шедевры православной духовной классики. В советское время русские хоры принимали участие в общеэстонских праздниках песни и танца. И только в 1991 г. традиция проведения отдельных праздников русской песни была возобновлена. (См.: Праздник песни и танца Славянский венок – 98. Таллин, 1998).

10. В семейном архиве Вехновских сохранились афиши Печорского Русского Общества Просвещения. Одна из них извещает о концерте хора любителей пения под управлением Н.А. Вехновского. Исполняются произведения Чайковского. Гривского, Архангельского, Шумана, Мендельсона и др. Другая афиша извещает о праздновании Дня русского просвещения в Печорах. В этом событии участвуют Залесское и Изборское Просветительные общества со своими хорами, а также Печорский любительский хор под управлением Вехновского. Кульминацией праздника является выступление сводного хора под управлением Н.А. Вехновского.

Невельский сборник. Выпуск 6. «Акрополь» Санкт-Петербург, 2001 год. Л.М. Максимовская, ответственный редактор.
По материалам Седьмых Невельских Бахтинских чтений