От Замогилья до Благодати (8 часть)

Ржавая узкоколейка уходит в непроходимый кустарник и пропадает где-то в глубине трясин. Люди туда не ходят. Не только потому, что в местах этих сгинуть можно и никто никогда не сыщет… Ходят среди стариков местных рассказы про неприкаянные души лагерников, которых без счёта положили здесь энкаведешники. Пригнали этап — и больше зэков этих никто не видел. То же самое и с военнопленными немцами… Сколько же костей под этими сгнившими шпалами…

«Жил дед мой у пана, лесником работал он. Заметил однажды, что стал лес пропадать — крадёт кто-то… Дежурит ночь, другую — никого… А лесу всё равно меньше становится. На третью ночь идёт домой, и вдруг — стая волков его окружает… Вот-вот пожруть… Дед взмолился: «Вы ж по воле ходите, а я в неволе — отпустите»… Тут один из волков, самый малый, свистнул по-человечьи и все они, след в след, в лес побёгли…»

«А по четвергам, на масляную, делали Деда, который костей подавился… Тады, в святые вечера не работали. И жил в деревне нашей дед один веселый… Трохимом его звали. И часто просился этот Трохим быть вместо той чучелы. Наряжали мы его и по деревне катали. Аон лежить-лежить, а потома вдруг вскочется и бежать… И ускочет! Ох и смеху было… А Сашка Бавшин, бывало, угольем усы себе нарисует, конского волоса в рот наберёт и ходит на коленках — народ потешает… И счас ён жив, тольки ослеп. А в каляду-то баба шубу наизнанку вывернет, сприцовку привесит, к другой-то бабе подойдёт, да и стучит той в зад! Чудили вовсю! Это теперь, как сойдутся — так брешутся. Аки скот, в тупик зашли…»