Похождения ветерана 21 гв. Невельской стрелковой дивизии в период Отечественной войны 1941-1945 годов.
С 19 сентября 1919 года служил в 105 Оренбургском запасном стрелковом полку.
В ноябре 1919 года был контужен, три раза болел тифом и был демобилизован бессрочно. В 
1920-1921 годах лежал в в г.Уфе в больнице на излечении. В 1921 году был снят с учета военнообязанных по третьей статье, по тяжелой исторической болезни.
22 сентября 1941 года поехал в Туймазинский военкомат с просьбой отправить меня на фронт, но врачи отказали. Я пошел добровольно.
24 сентября 1941 года прибыл в деревню Сафарово Чишминского района БашACCP.
Подходит покупатель-лейтенант и говорит: – “Кто желает в пулеметную роту?” Пулемет – самое грозное оружие, лишь бы ленты и патроны – ни один враг не пройдет. Вызвался я, за мной выходят односельчане Кошкин Петр Афанасьевич, Габдарашитов Сабир Габдрашитович.16 ноября 1941 года погрузились в вагоны на фронт.
Доехали до станции Скалино Ярославской области. Выгрузились, мы, 12 пулеметчиков остались для охраны полкового имущества. Полк пошел в Пешехон-володарский. Числа 12-го декабря 1941 года прислали за остатками полкового имущества и нас забрали.
16 декабря 1941 года прибыли в г. Рыбинск, помылись в бане. Погрузились в вагоны 19 или 20 декабря, выгрузились где-то близ Торжка на Калининский фронт. Ввиду большого снежного покрова нам выдали ручные пулеметы марки Дектерева и один станковой на роту. Политрук Туймазинский старший лейтенант Салях Сахабутдинович Батталов вечером ещё раз показал, как работать, разобрать и собрать пулемёт.
Сутки шли вдоль фронта, слева горели деревни.
Заняли оборону возле низмины, двое суток простояли в обороне. 26 декабря 1941 года на рассвете вышли из леса на сильно укрепленную дзотами долину, оборону немцев, бились до ночи, все же выбили немцев из укреплений. Вот и получили боевое крещение. Меня ранило осколком в левую ногу лапости, пробив валенку. Ранило Кошкина Петра тоже в ногу. Оторвало у моего напарника Белова большой палец правой руки. Убило помощника командира роты лейтенанта Бондаренко /украинец/. Ранило командира пулеметной роты старшего лейтенанта Дзюба /украинец/. В тот день выбыло из строя 1-го батальона 40%. Немцы отступали.
1 января 1942 года приняли бой в одной деревне, захватили несколько человек немцев, 8 лошадей. С седлами и постромками, 4 брички парные, стоявшие на улице, с награбленным имуществом у населения, приготовленного для отправки в Германию.
Уничтожили у дома три станковых пулемета и расчеты, одну батарею с прислугой. В этом доме немцы, убегая из окошка, успели повесить хозяев: старушку, сноху и лет 15-ти девочку.
Я прибежал к этому дому первый. С пулеметом, с левой стороны бегут бойцы 1-го батальона и командир батальона.
Я, сбросив шинель, фуфайку, валенки, передал Габдрашитову Сабиру и хотел бежать вдогонку за немцами. Командир батальона остановил меня, говоря, что вызовешь артналет на себя, потому что в деревню собралось более сотни бойцов. Вечером заняли оборону по краю деревни за оврагом. Ночью немцы бешено били из артиллерий и минометов по нашей обороне. Был убит пулеметчик Кудряшев из соседнего расчета, ранен Габдрашитов Сабир Габдрашитович. На 2-е января 1942г. личного состава пулеметчиков осталось 44 человека.
2-го января мы немцев не догнали, они бежали, по дорогам бросая свои отеплительный соломенные сапоги и половики, которые накрывали на плечи. На нашем пути, оставляя горящие деревни. 6-го января, выбив немцев из одной деревни, вечером отошли отдохнуть в лес.7-го января на рассвете, проходя сгоревшую деревню нам показали раскладенные трупы сгоревшего населения на фундаменте. Видимо, немцы собрали всех в один дом и сожгли. Деревня была из 67 дворов, тут были и грудные дети. Мы сняли головные уборы и стояли в минутном молчании. Мы крикнули в один голос: “Смерть немецким оккупантам!” и пошли, утирая, слёзы.
5 января к вечеру проходили через, одну небольшую деревню, стоявшую в стороне от большой дороги, немцы там собрали у населения шубы, валенки, скот. Женщины встречали нас с хлебом и молоком. А одна женщина в хорошей шубе, муж – полицай и два сына которой удрали с немцами, говорит: “Вот опять пришли миленькие кровопивцы”. Пришлось её пристрелить.
6 января, проходя близ деревни Лопатино, у дороги посмотрели на штабеля убитых немцев. Видимо, были подготовлены для сжигания.
9 января 1942 года вечером подошли к одной деревне. Оказывается, немцы только что ушли в соседнее Кульнево; мы, пулеметная рота – 44 бойца пошли по низмине в обход. Подошли с 
тыла, спросили в крайнем доме старика. Он говорил, что в 50 метрах от его дома школа, в ней немецкий штаб, они сегодня пьянствуют. Мы с Сивковым пробежали по коридору школы, они услыхали, начали хвататься за оружие. Мы вскочили и бросили гранаты в окна. Было убито 18 офицеров, из-под крыльца противоположного дома вытащили ещё двух офицеров. Их пристрелили возле школы. Командир роты младший лейтенант Подласов назначает меня и Харисова встать в оборону у сарая. Пулемет поставили снаружи у угла сарая. Я захватил из сарая большую ношу сена, унёс метров сто от сарая к дороге, выходящей из Кульнева, сделав окоп в снегу, наблюдал за дорогой до утра. Утром поставили пулемет в воротах сарая. Я остался дежурить. Харисов ушел в дом старика завтракать, хожу с винтовкой вокруг пулемёта. Взглянул в угол, где сено навалено, вижу возле льна торчат два ствола. Выдернул один ствол винтовки. В это время вскочили два офицера, один поднял руки, второй побежал с винтовкой к снеговому окопчику. Я начал стрелять в него, он в меня, тут выскочили из дома пулеметчики. Подхватили немца с поднятыми руками. Я бежал до окопчика, тогда немец бросил винтовку и поднял руки, обоих немцев пристрелили у школы. Возле школы стояла кухня, она досталась 1-му батальону. Кульнево – большое село, есть средняя школа.
Освободили более 350 пленных красноармейцев, работавших на откорме артиллерийских лошадей, лошадей – более 200 голов. Захватили много немецкого имущества. Десятого утром идет офицер по тройке в штаб, помахивая портфелем, не зная, что штаба больше нету. Бойцы, стоявшие левее нас в обороне, подстрелили его. Побежал Харисов, снял с него часы и смушковый шарф. После этого едут 4 парные сани и один верховой, везли продукты для штаба. С пригорка пустили галопом. Тут бойцы второго батальона начали бить по лошадям и сшибли всех лошадей и ездовых. Я принес старику из школы мешок ржи и килограмм 40 мяса убитых немецких лошадей. На 11-е пулеметная рота и взвод бойцов пошли по лесам в тыл немцев. Шли по лесам сутки. 12-го ночью с тыла подошли к деревне. Тут было много немцев. Против этой деревни была ещё другая. Правее третья деревня – в общем, треугольник. Часть бойцов пошла левее деревни! Подняли крик “Ура!”. Немцы, видимо, крепко спали, охраны не было. Они выскакивали в окна, удирали в противоположную деревню, крича: “Партизан! Партизан!”. Приняв нас за партизан из противоположной деревни, затрещали пулеметы и всех немцев подкосили, а сзади мы добавили. Вот так немцев выгнали на немцев, в третьей деревне тоже было немного немцев и две легковые машины с офицерами были уничтожены. На рассвете пришли в Кульнево. 361 стрелковой дивизии, отличавшейся в боях, в январе 1942 года присвоили звание 21 гвардейской дивизии.
Я был в 69 гв. стрелковом полку 1 батальона,13 января 1942 года, с полудня пошли в наступление на Медведево. Мимо деревни Оленино шли по большой лесной дороге, артиллеристы скакали с орудиями на немецких откормленных, лошадях галопом. Заняли оборону близ опушки леса у деревни Якимово. К утру на 14 января мой расчет направили в эту деревню, для подмоги 2-ого батальона, пулемётчиков там не осталось. Коропконосчики Тестов Иван из Башкирии, бывший лесник, второй – Красильников и Ерёмин. 14 го с темна устроились возле одного дома. Я весь день строчил по наступающей немецкой пехоте из противоположной деревни. Коропконосчики набивали диски патронами. К 12 часам дня покраснел, раздулся 
ствол пулемёта, мы зашли в дом переменить ствол, имеющийся в запасе. В это время немцы засекли наш пулемёт, начали бить из артиллерии. Первый снаряд попал в переднюю часть дома, убил 5 красноармейцев, находившихся в доме. Мы выскочили, схватив коробки с дисками, нагнувшись, перебежали метров сто и так делали до вечера, перебегая с места на место. После нас из дома выскочили хозяин и хозяйка, их накрыл, второй снаряд. Немцы все шли цепь за цепью, не бежали, потому что было много снега. Мы ближе 200 метров немцев не подпускали к деревне. С наступлением темноты немцы прекратили атаку. В газете “Фронтовые новости” было написано, что убито 14 января 111 немцев и две санитарных машины.
Когда стемнело, мы пошли в лес, заняли оборону. Потом пришёл старшина Коротков, взял у нас котелки, говорит: “Пойду встречать кухню”. Мы подождали часа два, старшины нету. Я пошел через лесную дорогу, где встали наши пулеметчики в оборону. Вечером 13-го подошёл и глазам своим не поверил. Все пулемётчики перебиты, весь лес измятый танками. Посмотрел: лежит мой друг Харисов, мл. лейтенант Подласов. Раскиданы во все стороны. Пришел я к своим товарищам, пошли назад вдоль дороги, по которой пришли 13-го. Выходя к полю, услыхали немецкие голоса. Мы повернули в лес налево. К утру 15 пришли в ту деревню, где оставалась батальонная кухня. Там встретили старшину. Короткова. Так вот, нас осталось из пулеметной роты пятеро с Коротковым. Потом двое суток бились за деревню Каменка. Её захватили немцы 13 на 14 января.16-го нас послали днем в Каменку. До Каменки от нас метров 800: я полз впереди с пулемётом, за мной Тестов Иван. На половине пути нас немцы заметили и начали бить из минометов. Мы повернули обратно. Тестов отбежал вглубь леса. Я, вскочив в лес, поставил пулемёт к ёлке. Сам в стороне зарылся в снег. Мина попала в ёлку. Перегнула пулемет, мне разбила лоб и ободрала нос. Пулемёт я получил новый. На 18 января 1942 года нас заменила другая воинская часть. Нас осталось из первого батальона всего 46 человек, с разными поварами и ездовыми. В эти дни немцы сомкнули кольцо. Меня, Тестова, Красильникова, Ерёмина, сержанта Логинова и двух ещё, всего 7 человек назначили в пешую разведку. Первую ночь на нейтральной зоне мы вырезали провода немецкие, подожгли скирд немецких боеприпасов обложенные соломой и убежали по наезженной дороге. Потом нам дали задание добыть “языка”. Пошли мимо какой-то деревни по лесной дорожке. Слева расположена деревня в 2 прятки, правая огородами примыкала к лесу, по которой мы пробирались. Лес мелкий, осинник или тополя до 10 см. в диаметре, чистый от кустарника. Слышим: близко поют глуховато немцы. Пробираемся дальше. Видим: налево баня, возле бани ходит часовой. Прилегли, смотрим на часового, часовой подошёл к деревцу, пошатал его левой рукой. Нам хорошо видно, потому, что дорожка проходила метров 15 от бани. Часовой подошел к двери предбанника, привалился спиной. Ерёмин – здоровый, сильный, подполз с тыловой стороны к часовому, левой рукой, схватил часового за/мурло/ горло. Правой рукой всадил в левую ключицу полметровый нож и оттолкнул к лесу. А в бане немцы моются и поют. Я прилёг с пулеметом за деревом, наблюдал за тропкой, ведущей к бане. Товарищи одевались в предбаннике в немецкую одежду, которая находилась в предбаннике. Собрав автоматы, вывернув немецкие. карманы брюк, немцев одели в русские шинели, на босу ногу ботинки, рты заклеповали, им связали руки. Было их 4 офицера. Быстро пошли в дорогу. Гнали немцев по той же дороге, по которой мы пришли. От бани мы ушли километров 5. Слышим: за нами 
погоня. Пущены три овчарки. До 200 метров мы их не допустили, меткими выстрелами их уложили. Слышно была автоматная трескотня. Языки-немцы начали останавливаться прикончить холодным оружием. Более погони не было. Видимо в деревне был небольшой отряд. Наше дело было быстро удрать. Перевалив за бугор по проезжей дороге, пустились вправо, в свое расположение пришли на рассвете. Проделав за ночь более 40 км. четверо пришли полуфрицами. Что не привели языка, нас не похвалили. Мы, сдали 5 автоматов, 4 планшетки,4 нагана и немецкие документы.
С 22-го на 23 января 1942 года пошли разведкой с боем на станцию Сычёвка Смоленской области. Мы, разведчики в количестве 7 человек шли впереди метров на 200. Один из нас бежал сообщать колонне, что можно продвигаться вперёд. Так делали до деревни, Волково. Волково – в трёх-четырех километрах от ст. Сычёвка. Спросили в крайнем домике у старушки про немцев. Она сказала, что немцы среди деревни. Не договариваясь ни о чём, я пошёл вперед с ручным пулемётам по задворкам. Встречались сгоревшие дома. Миновав двухэтажный дом, впереди услышал окрик: “Хальт!” Оказывается, я наткнулся на стоявших в строю немцев возле дома. Я с ходу опростал весь диск в них, гранат у меня не было. Пока я вкладывал запасной диск, со второго этажа затрещали разрывные пули. Тут меня сшибло. Упав головой к немцам на утоптанный снег грудью, из памяти я не вышел. Так я пролежал минут 20 или 30, потом услышал, бегут по деревне, бойцы с криком “Ура!”. Потом появился санитар, посмотрев немцев, убитых мною, подошёл ко мне. Поставил на ноги, подбегает Тестов Иван, но санитар сказал ему, чтобы он не отставал от своих. Санитар один довёл меня до крайней избушки старушки. Раздел меня, сделал перевязку, уточнил ранение. В шинели три дырки. Средняя продолговатая, видимо попали четыре разрывные пули левее позвоночника прямо у сердца. Я сидел на кровати до 14-15 часов дня. Немцы начали бить по деревне Волково. Один снаряд попал в дом, пробил угол верха потолок провис там, где сидела старушка. Старушка поспешила в щель, сделанную раньше. Потом вбежал санитар, говоря: “Дом загорелся”, “Кто может спасайтесь!”. В доме еще лежали четверо раненых. Санитар мне говорил, что было убито мною 23 немца. Про пулемёт я не спросил, где он. Я был одетый, схватил винтовку, стоявшую в углу несколько обойм патронов, не взяв вещмешок, где был положен кирпич хлеба мне в дорогу. Выбежал, оглянулся влево. Левее деревни шли три немецких танка. Поворачивая в улицу деревни, я побежал стороной. Немецкая пехота на лыжах в белых халатах качала бить в мою сторону. Я упал в мягкий снег между гребней. Наша часть отступила от деревни километра 2, перевалив через бугор. Только видно было стояли двое саней и две убитые лошади, два ездовых, видимо санитаров. Когда стрельба затихлась, я пополз дальше. С начала темноты пошёл в полный рост, по тем же дорогам. На рассвете 24 января пришёл в расположение своей части, встретил своих товарищей, стоявших в строю. Живы, здоровы. После перевязки меня направили в ППГ 205. Меня не принимают: мест нету; все дома забиты ранеными для отправки на Большую Землю, дорога закрыта. Сутки я сидел в разбитом доме, возле костра. На второй день зашел в школу. На полу лежат, сидят раненые 52 человека. Я сел в угол на пол. Через 12 дней пришел врач, сестра. Встать я сам уже не мог. Они подняли меня, посадили на полметровую скамеечку, раздели нательную тёплую рубашку выбросили, потому что стали тяжёлы от истечения крови. Потом дали нам на двоих один сухарь, аппетит у меня пропал. За два недели я съел полсухаря. Спросил санитара, кто живет в соседней комнате. Он ответил, живет учительница. Я встал, вышел, постучал в соседнюю дверь, мне разрешили войти. Спросил учительницу: “Далеко ли от вас село Кульнево?” “Кульнево шесть километров от нас. Сейчас там немцы, старшеклассники туда в школу не ходят. Что вы хотели?” Я отвечаю: “В Кульневе есть знакомый старик, живет на конце в соседях со школой. Я хотел бы добраться до него, подкрестится”. “Знаю я этого старика, – говорит, – зовут его Алексеем, ему 74 года, еще 
здоровый. Учительница, посмотрев на меня, вынимает из печи чугунок картошки. Подала мне две большие картофелины. Комната, не большая,15 квадратных метров. На стеллажах сидят 2 красноармейца, отрезают грамм 200 хлеба и подают мне. После дня три, кормились мясом убитых лошадей. После санитар объявил: “Кто может спасайтесь, немецкие снаряды летят в Александровку. Маршрут село Роменки,12 км. от нас, врач и сестра уехали. Еще один нашелся ходячий. Пошли с ним, шли двое суток, силы нет. На пути село Екатериновка, разбита и сгоревшая МТС вместе с машинами. Прибыли в Роменки, мест тоже нет. Продуктов нет. Из санчасти нас направили в деревню Потеряловка, сказав, что там отделение ППГ 205, шли сутки. Погреться в встречных деревнях не пускают. Придя в Потеряловку, обнаружили, что никакого отделения там нет. Посидели, погрелись в медсанбате какой-то дивизии часа полтора. Потом нас попросили освободить, место для прибывающих раненных. Думаем, ну что де нам делать? Решили обратно идти в Роменки. Пошли с км. от Потеряловки, навстречу нам обоз с раненными. Мы посторонились. Сзади обоза идет сержант Симонов, знакомый нашего батальона. Говорит, что медсанбат переезжает 21-ой гв. дивизии. Старшина Коротков тоже здесь. Обоз остановился, мой товарищ пошел в Роменки. Я, разыскав старшину Короткова сел с ним. Ездовой пошел пешком. Приехали в деревню Воробьевка. Нас, 13 человек поместили в один дом. Хозяин дома молодой, живут с женой двое. Приходят члены сельсовета, требуют с хозяина поставку картофеля для раненых. Хозяин отвечает: «Пусть сколько надо едят эти раненые”, – показывая на нас. У старшины пулеметной роты Короткова перебита правая рука. Хозяева варят нам в печи картофель в 20 литровых чугунах, я очищаю картофель, для Короткова и для себя. Едим без соли, как на свадьбе. Потом нас повезли в деревню Ивановка, выжаривали паразитов из белья, каковых было с избытком.
Врач всех пересмотрел для отправки на «Большую Землю». Где-то можно было проехать через лес. Я был записан 19-ым. Всего в списке 21 человек. Подъехали 6 саней погрузили 18 человек. Ездовые ездили взад вперёд 13 суток, туда привезли только троих живыми. В медсанбате лечили 12 бойцов самострелов. Каждый, пробивши себе руку, военный трибунал приговорил их к расстрелу за измену. По ночам самолеты сбрасывали медикаментов, тушёнки, масло в указанных местах на больших полянах. Из Ивановки я был направлен в полковую санчасть 69 гв. полка для долечивания. В санчасти полка питание было с перебоями. Служба была охрана. Я был разводящим охраны из легкораненых. В полковой транспортной роте встретил земляка Ильясова Ахмета Ильясовича. После войны жил в городе Октябрьском. Старший брат Ахмета работал директором пивзавода в Туймазах.
В марте 1942 года меня откомандировали в пешую, разведку как бывшего разведчика. К разведчикам поспел к обеду, получив большую ложку ржаной каши. Один час я жевал её. Потом командир разведки лейтенант Фомин проводил меня в дом на отшибе чистить картошку. Картофель за сутки я начистил килограмм 10. Утром пришли за мной. Переходим в д. 
Рябиновка. Начищенную картошку высыпал в кошелёк, сшитой из полотенца. Больше у меня ничего не было, кроме кошелка. Прихожу в расположение лейтенанта Фомина. Спрашивает: ”Картошку захватил?” Показываю: вот она. Давайте котелки печь топится, выход через два часа Лейтенант Фомин послал меня мыться в баню. Хорошо помылся. Последний раз я мылся в городе Рыбинске 17-го декабря 41 года. До Рябинского тут 13 километров, до Рябиновки ж сил не хватило. Переночевал в заброшенном сарае у костра, утром явился к разведчикам. Меня оставили дневальным, разведчики в ночь на разведку. Снова меня отправили в санчасть, как неспособного ходить в разведку. В санчасти 1-го батальона сделали мне перевязку. “Жилье и питание сам ищи”, – так мне сказали. Пошел искать, нашел сгоревший сарай под развалинами, нашел двух обгоревших коров. Хозяин коров видимо был справный, мясо коров было очень упитанным. Нарезал я полный полотенцевый кошелек килограмм 10, у меня уж был котелок и ложка. В одном сарае просидел я двое суток у костра. Варил мясо, только без соли, почему-то там соли не было. Думаю: куда же мне пристать, везде меня, отгоняют, как неспособного, слабого.
Потом встретился с одним лейтенантом. Говорит, что бакалинский, из Башкирии, командир пешей разведки, завет меня в пешую разведку. “Нас 9 человек, будешь оставаться дневальным, мы тебя откормим. Немецких продуктов у нас многой подлечим раны”. Квартира у них в деревушке возле леса. Утром пошел на перевязку. Врач перевязал. Часа через 2 приходит этот врач, пишет направление в хозяйственную часть первого батальона 69-го полка. И еще был один раненый, того тоже выгнал в хоз. часть, написав нам маршрут.
Командир хозяйственного взвода 1-го батальона капитан Радионов /уфимец/. Ездовым я работать не мог, моя работа – день чистить мерзлую картошку, ночь сидеть в сарае у костру охранять 14 лошадей. В одну ночь ездили с ездовым на нейтральную зону на лошади искать сена для лошадей. Занимающие оборону бойцы, нас пропустили. Попав в д. Покусенка, ездовой ходил по дворам, искал сено. Я охранял лошадь. Против Покусенки деревня Татаринка, там немцы. Не найдя сена, нашли в одном подполе – картофель. Сани большие, брезент большой. Насыпали пудов сорок. Ездовой заметил в сенцах на нашесте 6 кур, отвернув им головы, положил в мешок. Из Покусенки нужно ехать на подъем. Воз тяжелый, пособляли сами при выезде на ровное место. Начало светать. Нас заметили из Татарники немцы. Начали летать свинцовые пчелы. Перевалили за бугор тут и наша оборона в лесу. 20 марта 1942 года я поехал на двух лошадях с этим ездовым в Бельский район за ржаной соломой для лошадей, где молотили рожь, для хлеба бойцам 21 гв. дивизии. Ехать 60 км. Проехав км. 25, остановились 
кормить лошадей в деревне Павлово. В этой деревне располагалась 5 транспортная рота 59 гв. полка 21-й гв. дивизии. Там я встретил земляка Фёдорова Александра Николаевича. Сейчас живет в соседней деревне Дарвино. Уже пенсионер. Накормил он нас обедом. Когда ехали обратно с соломой, Федоров угостил нас гусятиной и хлебом досыта. Приехав в расположение хозчасти, без нас тут была бомбежка. Имеющиеся 4 дома в деревне уничтожены, разнесен сарай вместе с оставшимися 12 лошадями. Хозвзвод расположился в лесу в устроенном шалаше. Мимо нас сутки проходил на передовую санитарный батальон с собаками, запряженные по 4 собаки в лёгкие лодочки. Прошел батальон лыжников в ботинках, в куртках и в одних подшлемниках. Был у нас в хозвзводе один красноармеец Воронин, близорукий, его дело было поддерживать огонь в шалаше. Один раз, собирая, хворост близ дороги, обнаружили кучу шинелей, шапок, валенок. Это проходившие лыжники побросали и пошли налегке. Все шинели были уже мокрые.
В конце марта или в начале апреля 1942 г. я стоял ночью в охране с полкилометра от нашего шалаша, возле опушки крупного разреженного леса. Охранял батальонное имущество. Часа в два утра втолкнулся сюда танк “Катюша”.
Танкисты до утра спали в танке. Как рассветало завели танк на пути левой гусеницы стояла осина до 30 см.в диаметре. Танк попятился, потом двинул левой гусеницей осину, еще попятился и пошел, раздавив осину в щепки. Осина была старая, ситовая. Подошли еще несколько бойцов, глядели как улепетывает танк к селу Холминки. Нам Холминки хорошо видно. От нас не более двух км. хорошо видно пожарную вышку. Это было часов в 9 утра. Немцы в это время завтракают. Вот Катюша им спела, на закуску подкинула 16 поросенков. Снегу оставалось мало, кое-где немного. Мы стояли, смотрели, не прошло и 20 минут, как танк летел обратно на большой скорости и скрылся в лесу. Капитан Радионов ездил в Андриаполь, где был возле немцев 12 километровый проход. Привел двух лошадей, фуража и мясной тушёнки. Проезжал только ночью, днём проход немцы бомбили.
В конце апреля несколько дней были в деревне Валутино. После переехали в Татаринку. Татаринка была освобождена.
В июне 1942 года стояли в деревне Снегири. Нас группа 10 человек ходили раз в день за 18 км. в полковое арт. снабжение за боепитанием в деревню Срубы. С боепитанием проходили мимо Снегирей напрямик через деревни Большая Полуденовка и Малая Полуденовка, на оборону 1-го батальона, расположенную ниже Малой Полуденовки в небольшом овраге, правее чертолена. Я был старшим группы. В полночь сдадим боеприпасы начальнику арт. снабжения, и идем в расположение хозвзвода, утром повторяем поход. В срубе возле склада арт. снабжения полка встретил земляка Борисова Михаила И.В., данное время здравствует в дер. Дарвино, пенсионер.
Ходить за боеприпасами было трудно. Грязь почти по колено, дожди, заедают комары. С 20 по 
21 июня 1342 года я уже ослаб, дойти до Снегирей вечером с боеприпасами не мог. Свалился, не доходя с полкилометра от Снегирей. Товарищи втащили меня в баню, стоявшую тут, протопили печь.
Утром 21-го пришли в Снегири, политрук 1-го батальона старший лейтенант Сидоркин вынимает наган и говорит: “Сейчас расстреляю. Почему не доставил патроны, гранаты с вечера?” – “Я товарищ, гвардии старший лейтенант ничего не помню, видимо обессилел”. Капитан Радионов послал меня в медсанчасть батальона, находившуюся в Снегирях. В санчасти обработали мне плохо заживающую рану, перевязали и на три дня дали освобождение.
Справка, чудом уцелевшая от 21-го июня 1942 года в настоящее время цела, хранится, как память Великой Отечественной войны. Не доходя Полуденовки обнаружили много грибов. В одном хозяйстве дали мне две репки, лука, очищенные луковки сварил с грибами, луковки не почернели, значит, грибы съедобные, не ядовитые. Этот способ знал я до войны. Грибы было хорошее подспорье в питании бойцов.
Отдыхать в Снегирях я не стал, потому что начальник арт. снабжения заболел и его отправили в медсанбат. Я добровольно заменил его. Вечером ушел через Полуденовки на передовую в 1-й батальон. Принимал и раздавал боеприпасы, днем кое-когда ходил по обороне вправо по овражку. Левее были немцы. Прямо моей землянки на бугре был разобран домик. Я каждую ночь приносил оттуда 1 простенок. Один раз пошел перед рассветом, тащил ползком чурбак, меня заметили слева немцы и полетели свинцовые пчелы. Бросив чурбак, скатился в овражек. По овражку протекал ручей, я поддерживал небольшой костер. Тут кочевал до последних дней.
5 июля 1942 года, как взошло солнце, из противоположной деревни вышли немцы в атаку с засученный рукавами, с криком, мне хорошо была видно, деревня на бугре в 2-х км. от нашей обороны. Прибежал командир батальона, еще трое бойцов, распорядился: “Берите быстрее ящики с патронами, гранаты и быстро по овражку левее Полуденовки в Снегири”,- сказав, что остатки взорвем, мы сколько могли бегом в дорогу. Километра полтора пробежав, левее нас метров на семьдесят ворвались два снаряда, поворотив в Снегири вправо, как миновали Полуденовки, после нас бежала пулеметная рота, немецкие мотоциклисты опередили, отрезав пулеметчикам отход.
Прибежав в Снегири, две подводы и капитан Радионов уже тронулись в путь. Прибавив шагу, догнали подводы и положив три ящика патронов в телегу. Отъехав километров 5 по широкой лесной дороге, мы шли тоже с грузом по лесу метров 10 от дороги. Немцы взад нам начали строчить из автоматов.
Ездовые, обрубив постромки, сели верхом. Пробирались по лесу. Немцы перестали строчить, 
погоню прекратили, потому что боялись партизан. А партизаны были из Малой и Большой Полуденовоки. Население ушло в леса. Один раз, проходя Полуденовку, в одном доме увидели старую-старую старушку, лежавшую за печкой? Старушка рассказала, что все находятся в лесах. Мужики, девки партизанят. Ее в лес не взяли, сказали, в землянках сыро и кому со мной возиться. Вот у меня хлеб и вода, я уже ничего не съем, скоро умру, Дня через три мы проверили: бабушка уже окоченела.
Правее землянки был минометный расчет. Командир расчета лейтенант Курылин. Они успели удрать правее Полуденовки. Больше из батальона никто не выбрался. Лейтенант Курылин с 5 бойцами догнал нас б-го июля. Мы остановились отдыхать в кустах. Тут собралось уже до 200 человек. Отдыхали часа 2. Потом пошли по узкой лесной просеке. На лошадей перекинули через седла мясную тушёнку. Прошли километров 10. С правой стороны встретилась поляна. Посреди ее стояла береза. Мы трое несли станковый пулемет.
На краю этой поляны у нас увязла одна лошадь. Почва была жидкая. Доставив пулемет к березе, сложили шинели, винтовки. Начали вытаскивать лошадь веревками. Лошадь успели вытащиться. Я сматывал веревку. В это время налетел стервятник и бросил бомбу к березе. Яма оказалась метров 30 в диаметре, высота берегов метра 4. Завалило с лошадями три повозки, ехавшие спереди нас. Меня завалило по голову. До этого я успел присесть к елке. Скоро меня откопали. Винтовки, шинели, пулемет найдут археологи. Дальше мы шли всю ночь. 7-го июля на восходе солнца вышли из леса.
Тут были брошены повозки санчастей. Я снял ботинки, ноги опухли, обопрели. Разодрал несколько простыней, обмотал толсто ноги, ботинки положил в вещмешок, пошли дальше. Капитан Радионов дал мне кнут. Ведро в нем немного мярд и 2 куска свинного сала. Одну лошадь вели Сучков с товарищем, вторую – Симонов. Я подгонял сзади. Капитан Радионов сказал: “Бегите, куда люди бегут. Я вас
догоню, и пошел вправо. Добежали до реки, река большая метров в ширину, правее мост, его обстреливают немцы, левее моста в полкилометра – переезд по воде. В этом месте в реку натолканы машины. Повозок уйма. В другом месте не нашил перехода. Что делать нам, как перебраться через реку? Пошел я по воде. Вода достала мне до языка. Плавать умею, как топор. Машины оттолкали по воде. По течению добрался до другого берега. Подъем крут. В косогоре покинутые повозки. Мы вылезли двое на берег. По одной лошади вытащили веревками обеих. Побежали вдоль берега налево, метров через 200 поворотили к лесу. До леса бежать тоже метров 200. Выбежав на ровное место, побежали к лесу. Сучков левее, Симонов правее, с левой стороны бьют из танков, с правой с моста автоматчики. Сучкова с товарищем прикончило из танков. Потом один снаряд в нашу лошадь. Я бежал, подгоняя лошадь. Незаметно куда улетело седло с тушёнкой, только видел позвоночник лошади. Поводырь Симонов разлетелся на куски. Я бросился бежать, метров в 15-ти заметил промоину, ведущую из леса к реке. Пополз по промоине до леса, вбежал в лес, оглянулся: за мной ни души.
Пошел вглубь леса. Увидел пятерых бойцов, разжигающих костерок на берегу овражка. По 
овражку протекал ручей. Посмотрел я на себя, в левой руке ведро, в правой кнут, на левой стороне противогаз. Подошел к ручейку, бросил кнут, противогаз. Посмотрел в ведро: там земля, куски сала видимо потерял, когда полз. Выгреб из ведра землю, вымыл ведро, может; кому пригодится для воды. Почувствовал тепло на левой ноге, разул ногу, вытащил осколок ниже колени. Промыл рану, забинтовал, имеющимся бинтом. Маленький осколок вытащил из бороды, более ран не было.
Из этого леса перешли по промоине в другой лес. Ночевали возле лесного озера. Ночью в одной гимнастерке прохладно.
8-го июля в лесу нашли брошенные повозки с шинелями, винтовками, патронами. Выбрал я себе шинель, взял винтовку, патронов. Винтовка, патроны есть – теперь враг не страшен. В плен не сдамся, стало на душе теплее. 11 июля добрались до обороны немцев. Собралось более тысячи бойцов из разных дивизий, лес сосновый вековой. Оборона немцев проходила по лесу дугой по асфальтированной дороге. По дороге часто были наставлены пулеметы, минометы. Ночью немцы ходят взад и вперед, и строчат из автоматов, пулеметов по сторонам.
Командного состава было мало, были сержанты, старшины, лейтенанты. 12-го июля в 2 часа утра пошли на прорыв. Правее подошли метров 40. Немцы как начали садить по лесу из пулеметов, минометов, автоматов. Пришлось уйти вглубь леса.
12-го собралось до полторы тысячи человек.12-го прибыл генерал-майор Михайлов, командир 21-й гв. дивизии. 12-го он весь день работал. Сформировал по взводам, всем давал указания, как действовать при прорыве. Лейтенант Курылин командир минометного расчета. С правой стороны колонны, во второй шеренге, стрелять вправо по дороге. Середина колонны стрелять прямо перед собой, левое крыло и станковый пулемет стрелять влево по дороге, гранатометчики впереди.
13-го июля часа в два утра пошли на прорыв немецкой обороны. Прямо, только левее метров на 500, чем прошлую ночь. Подошли к дороге, залегли, прозвучала команда “Огонь!”. Гранатометчики уже свое; дело сделали. У лейтенанта Курылина один боец, бросив винтовку, втоптал в грязь и пошел обратно в лес. Приказ только вперёд.
Перепрыгнув через провода, которые были протянуты по обеим сторонам дороги, на столбиках высотой до одного метра. Перевалив дорогу и в лес, лес чернолесье, черемушкин, орешник, темно, все поцарапались. В этом прорыве Генерал-майор Михайлов был ранен. Прошли по лесу километра 4, рассветало. Впереди саперы прорубают широкую просеку. К 15 часам дня дошли до большой дороги, встречают бортовые машины и довозят до питательного пункта. Нас довезли до вечера. Один км. до питательного пункта дойти сил не хватило, легли у сосны, отдыхали до утра.14-го утром пришли на пит.пункт, находившегося в кустарнике на полянах 
возле небольшого чистого озера. На полянке котлы, варят рисовую кашу. Получив кашу, позавтракали, отдохнули. Я написал строевую на 18 человек. Пошли с лейтенантом Курылиным в склад в виде ларька, тут же на поляне. Получили сухой паёк, хлеб, пшенный концентрат, чай, махорку. Нас всего шестеро. Мы расположились у озера, варили кашу, пили чай, отдыхали до утра. 15-го июля 1942 года утром сварили кашу, пили чай. Позавтракав, вышли на большую дорогу. Нужно идти 30 км. до следующего пит.пункта, пройдя километр, навстречу нам старший лейтенант, командир пулеметной роты Дзюба. Он был ранен 2-3-го декабря 1941 года в первом бою, пробирается в свою часть. Дошли до регулировщика, остановили попутную машину, доехали до следующего пункта. Так делали ежедневно, получали по три пайка продуктов.
19-го июля дошли до станции Силижарово. В одном домике сдали оружие. Получили маршрут до 89-го гв. полка. 21го июля явились в первый батальон, тут уже получено пополнение. Так нас пришло с 1-го батальона из окружения шестеро, 7-й связист батальона, 8-й капитан Радионов, а было 162 человека. Командир батальона новый и политрук. Подхожу к комбату, докладываю о прибытии. Комбат говорит: «будешь старшиной, вот тебе люди, вот строевая. Впереди деревня Великие-Нивы, иди, получай продукты и корми бойцов батальона.» Прихожу в деревню Великие-Нивы в склад 69-го гв. полка, встречаю капитана Радионова. Радионов говорит: «Получи и раздай продукты, доложи политруку Петренко, иди ко мне будем вместе.»
Радионов уфимец. Так я и сделал. Капитан Радионов пришел из окружения 15го июля, работает начальником П.Ф.С. 69-го гв. полка 21-й гв. дивизии.
22-го июля со станции Силижарово поехали на углях паровоза в Москву, в числе семи человек. Дохали до станции Кувшинова, от станции Кувшиново до городу Калинина на попутной машине. По городу Калинина ночью шли пешком. Потом сели в попутную машину.
При восходе солнца приехали в Москву до станции метро. Вблизи метро у одного старшего лейтенанта живут родители, зашли, позавтракали, сели в метро, доехали до города Загорск. В городе Загорске в двухэтажной школе разместился штаб 21-й стр. дивизии.
Первые дни я работал в прод. складе А.Х.Ч. Получал и отпускал продукты на 162 человек, не включая комендантский взвод, раздал новое обмундирование по ведомости, староё принял. Была нехватка, несколько кабуров, две шинели, несколько пар белья, и еще что-то. Видимо кто-то не сдал старое. Рядом со штабом дивизии в деревянном доме расположился медсанбат, старый медсанбат из окружения не вышел. Три недели я пролежал в медсанбате, долечивали январское ранение, и были опухшие ноги и был страшный кашель. Капитан Радионов работал начальником А.Х.Ч.
В Загорске получили гвардейские значки. Пока я лежал в медсанбате кладовщиком заменял меня ездовой Раднов. Потом я работал до сентября. Когда пришел из окружения прежний начальник А.Х.Ч. капитана Радионова откомандировали в 59-й /и я с ним/гв. полк начальником П.Ф.С. расположенном за Птицегородом в лесу в бывшем детсаде. Я работал экспедитором по снабжению полка продуктами. Через неделю капитана Радионова отозвали в штаб дивизии. Его место занял старший лейтенант Воинов. 59 гв. полк сформировался 3500 человек. Получили монгольских лошадей, не объезженных. Продукты я возил на машине из Загорска, на лошадях хлеб, находился недалеко.
К концу сентября полк Переехал к Звенигороду. После поехали на фронт два эшелона, кладовщики с одним эшелоном, я с другим.
2-го октября 1942 года выгрузились на станции Охватово. Полк пошел пешкой до фронта. Мне оставили одного охранника, одного ездового с лошадью из санчасти. В Охватове я получил 28 тонн продуктов, добился Пульманский вагон, всю ночь возили, грузили продукты, двое бойцов из арт. снабжения помогали. Суток шесть ехали до станции Ломоносово, потому что днем эшелон стоял в лесу замаскированным, днем немецкие стервятники не давали проходу. 10 октября выгрузили продукты на ветке станции Ломоносово.
12-го октября приехал на двух машинах начальник П.Ф.С. старший лейтенант Курыпин Иван Иванович, молодой, высокий, называли его полтора Ивана. Нагрузили машины продуктами.14-го октября приехали за остальными продуктами, на парных бричках с лейтенантом Пузырев. С вечера погрузили остальные продукты и поехали. Проезжать нужно низменность, лошади монгольские, ходят задом. На одном полкилометра промучались до утра, до восхода солнца отъехали километра два. В это время налетели немецкие стервятники, начали бомбить штабеля продуктов, боеприпасов, выгруженные на ветке Ломоносова. Начали взрываться боеприпасы. Лейтенант Пузырев говорит: “Наше счастье, что выбрались вовремя, а то бы капут нам”.
1б-го октября 1942 года приехали в расположение 59-го гв. полка, к складу. Подходит пом. полка по хоз. части гвардии майор Золотарев. Дает мне задание: будешь зав-продскладом. Сержант Аксёнов проспал, один день, полк был без продуктов, его сняли. Сержант Фролов будет у тебя помощником. Надеемся, не подведешь. На этом участке фронта крепко били немцев в хвост и гриву. Место фронта говорили мне, что Смоленская область, Щучье озеро.
В конце октября заготовляли картофель для полка. Поехал в доп. за продуктами. Просят сведение, сколько заготовлено картошки. Майор Золотарев сведений подавать не велел. Старший лейтенант Воинов продукты не отпустил, говорит: давай сведение. Доп. находился в 
трех км. от нас. Я побежал к майору Золотареву, докладываю что без сведений ничего не дают, он говорит, иди, получай, сведений не подавай. Прихожу в доп.транспорт дожидается меня, захожу в контору, продукт не отпускают. Близко утро, полк может остаться без продуктов, вышел, думаю: что же делать? Захожу в контору, подав сведения, получаю продукты. Приехали, докладываю майору Золотареву, что подал сведение на 23 центнера. Майор Золатарев кричит на меня, что ты наделал, приказ не выполнил. Говорит: «утром чтобы тебя здесь не было. В четыре христа господа бога в немецкую сметану мать.» Старшины поджидают меня, раздал продукты и отдыхать. Утром приходит майор Золотарев кладет мнё руку на плечо и говорит: ”Молодец Соловьев, что не оставил полк голодным. Я отвечаю: ”Служу Советскому Союзу”. Собрался в пулеметную роту или в разведчики, потому что полюбил делать дерзкие вылазки в немецкий тыл. Майор Золотарев говорит: «Ладно старик, здесь ты нужнее».
14-го ноября 1942 года. Приказ перебираться к Великим Лукам. Более 200 км. Получил 18 тонн продуктов, погрузили на повозки транспортной роты, на повозки санчасти и на повозки других частей. Ночью тронулись в путь. Для охраны на каждую повозку прикрепили по три автоматчика. На одну повозку погрузили водку, белый хлеб, мясную колбасу в банках. Ездовой сержант Радионов, шел с нами лейтенант. На первый ночевке, к нам пристал капитан Елизаров, начальник по тылу. Капитан Елизаров давай налей, говорит перед ужином, три котелка выпили, с нами участвовали хозяева дома. Утром я их опохмелил. Но следующие дни врач полковой санчасти капитан рекомендовал ослабевшим бойцам давать по 150 г. водки и кормить колбасой с белым хлебом. 23ноября не доезжая, км. 20 до Великих Лук. На берегу реки Ловать подготовлен для склада домик. Докладываю майору Золотареву и начальнику П.Ф.С. Курыпину о прибытии.
Нужно приступать к раздаче продуктов, весов нет, где-то ездовой затерялся в дороге. Приехал в декабре. Пришлось гнуть через коленку, чтобы только не обидеть бойцов. Гв. майор говорит: «налей с приездом понемножку». Наливаю из 30 литровой бутылки литра три остатка, а еще где, говорю больше нет, вся, как вся? Докладываю, вам наливал на остановках много раз, с начальником санчасти капитаном раздавали ослабевшим бойцам. Подкармливали колбаской, консервой и белым хлебом. Поэтому они от нас не отставали. Покажи чековое требование. Посмотрели, водки там не числится, а где ты взял? Говорю это гв. майор вашему уму непостижимо, так господу угодно, его пути неисповедимы, как говорит священные писания, ax-ты русский еврей говорит майор. Водки было получено 50л., кладовщик был в дым пьяный, видимо не проставил в чековом требовании и был арестован.
24-го ноября был снег, река Ловать замерзла. Лейтенант Пузырев пригнал подводы, впряженные в сани, поблизости находился доп. Получил продукты,350л. водки в стеклянной посуде 56 градусная с муравейным спиртом на 3500 человек.
Продукты погрузили на подводы, водку на бортовую машину. Переезд через реку Ловать был подготовлен, наторожена на лед солома, хворост, снег. Подводы переехали хорошо, с продуктами.
Пошла машина, на середине реки лед раздвинуло, шофер заглушил машину, выпрыгнул из 
кабинки, машина пошла ко дну.
Склад разместили в деревне Грицково в трех км. от реки Ловать. Боевые подразделения атаковали станцию Чернозем.
Левее 21-й гв. дивизии действовала 25гв. дивизия, правее к Beликим Лукам 44гв. дивизия. Схватка была страшно вспоминать. Вывод из Великих Лук немцем был отрезан. Немецкие стервятники над деревней Грицково сбрасывали дырявые пустые железные бочки, которые со страшным воем на землю, нагоняя жуть трусам. Сбрасывали деревянные ящики, начиненные булыжником. При ударе на землю булыжник разлетался.
Были часто воздушные бои. Наши ястребки сшибали немецких стервятников. Правее Грицково подбитый немецкий стервятник вдарился в мочажину, на воле был виден только хвостик. Воздушные бои продолжались долго и по несколько раз в день. В началё декабря было решено доставлять продукты на передовую, организовать перевалочный пункт.
Сержант Фролов не поехал, ссылаясь, что не справится с оформлением документов. Погрузив мясо овечьи тушки на бортовую машину. Поехал со мной начальник П.Ф.С. старший лейтенант Курыпин Иван Иванович. Приблизившись к передовой, машина засела в грязи. Ни туда, ни сюда, ни взад, ни вперед. Против нас метров 79 стояла избушка. Верх у нее снят. Я побежал, принес два чурбака, еще сбегал, принес два. Подложили под колеса, выехали. В это время бегут с передовой, бойцы в панике, кричат нам: немцы вон. Командование их воротило. Никаких немцев нет, произошла паника. Шофер раз вернул машину, мы возвращались обратно. В ночь погрузили продукты на подводы, поехали правее, нашли на передовой домик над овражком, тут я раздавал продукты подразделениям 5 дней. В следующий раз на трех подводах поехали ночью с лейтенантом Пузыревым к деревне Поломы. В деревне на концах осталось по два дома, располагаться в домах нельзя под обстрелом. Деревня расположена на гребне, как на насыпи. Левее кустарника низмина, правее низмина без кустарника. Тут стоит хлеб бревенчатый, без крыши. Послали саломы, плащ. палатки, поставили весы, по низмине пришли старшины, получили продукты согласно строевой. С передовой прислали двух, легкораненых, для охраны. Утром эти четыре дома немцы разбили. В. хлеву поставили железную печку, в тыловое окно вывели трубу наружу и поддерживали тепло. Во вторую ночь тоже привез ли продукты, ватные брюки, фуфайки, валенки, шапки, тоже раздал по строевой.
Раздав продукты, после чего вроде слышно, как-то подходит к хлеву. Брал два автомата, диски, подполз, к уличной дороге, прилег, слушаю. Вот через несколько минут с противоположной стороны, выходят из кустов гуськом в белых халатах. Вышли на дорогу улицы, остановились, один показывает на хлев. Говорят на немецком языке. Меня не видно. Так это же немцы разведка, от меня они несколько метров. Подсчитал 12 человек. Опростал из автомата всю диску в них на груди, все упали, взял второй автомат, гляжу, некоторые, поднимают голову, хотят ползти. Из второго автомата дал им в задницы. Заложил новые диски, жду, более не один не пошевелился. Жду ответной очереди, нету, лежу, жду. Может еще появятся. Вправо, влево гляжу. Выскочил охранник, я им махнул, ложись. Так я продежурил до утра.
Охранщики днем дежурили по очереди на воле, ночью отдыхали, днем приполз к нам раненый. Я перевязал ему раны, он говорит: “Разрешите здесь отдохнуть”. И пойду потихоньку в тыл. На третью ночь приезжает лейтенант Пузырев. Я докладываю ему о происшествии. Он поглядел немецких разведчиков, решил больше оставаться здесь нельзя. Я раздал продукты старшинам. Лейтенант Пузырев что-то написал, погрузив немецкие автоматы 12 штук, патроны, гранаты, еще что-то собрано было. И послал еще одного ездового в тыл. Погрузив продукты, забрав охранщиков. Раненому красноармейцу сказали немедленно пробираться в тыл пока темно. 
Выехали, дорога на подъем, отъехали км. 2, рассветало. Мы едим, глядим назад. Немцы начали бить из артиллерии, один снаряд угодил по оставленному нами хлеву. Хлев загорелся. Лейтенант Пузырев говорит: «Ты Соловьев наверно в сорочке родился, опять удрал от смерти.» На два км., как со станции Ломоносово. Вот немецкие разведчики дырку от кренделя получили вместо языка. Приехали в сгоревшую деревню, кажется название Тимофеевка. В конце деревни овраг не глубокий. По оврагу лес елошник. За оврагом передовая. На берегу домик под елошником, левее дома амбар, продукты сгрузили в амбар. На следующую ночь привезли продукты и в помощники мне старшину Фураева. Пробыли тут неделю, в домике живут хозяева. Мальчик мне рассказывал, показывая рукой: вон там была школа, я учился в третьем классе. Когда пришли немцы, собрали некоторых дяденек и учителей, их закрыли в школе, чем-то облили стены и зажгли, некоторые хотели выпрыгнуть в окно. Немцы их били из автомата, стреляют и хохочут, крича – партизан гут партизан. Всего сожгли 21 человека. Последний день немца начали перекидывать снаряды через деревню. Потом приехали ночью две подводы за ними.
На другой день вызвали, меня в штаб полка. Командир полка полковник Чеботарев Николай Михайлович нацепил мне медаль «За боевые заслуги» говоря: Это за немецких разведчиков, за остальное благодарю.»
Сержанта Фролова откомандировали на: передовую, без меня кому-то подарил 18 кг. масла и колбасы, оставили работать старшину Фураева, через две недели заболел. Взамен его прислали старшину Иванова. Иванова скоро тоже отозвали в комендантский взвод полка, взамен прислали моего предшественника сержанта Аксенова.
В марте 1943 года я болел, температура была 40 градусов. Меня отправили км, за 30, пролежал там 18 суток в одной избенце, окна зарешечены. В память пришел через 14 дней. Когда пришел в память гляжу: санитар в грязном халате. В углу небольшой стеллаж. Более ничего нету, кроме грязи на полу, как в помойке. За это время пищи я в рот не брал. Вблизи домика баня. В ней шорники подшивают валенки, ботинки. Одежда моя распределена между шорниками. Говорят: нам сказали, ты помер, все лежал, без памяти. В апреле река Ловать вскрылась, пришлось ездить за продуктами в обход, по мосту. Много раз продукты привозил на немецком тягаче с прицепом.
В мае 1943 года встретились три бойца. Опрашиваю – откуда идете? 0твечают, из штрафной роты были отправлены на три месяца. Вот за месяц выполнили, идем в свою часть, говорят: кому было присуждено более года направляли в первую роту, меньше года 2 poтy, идут в атаку с засученными рукавами, крича в четыре христа господа бога мать, За родину, За Сталина урра. Штрафные роты находились в 25 гв. дивизии. Кто языка привел, оправдан, кого ранило – оправдан, кого убило – тоже оправдан. 25-ю гв. дивизию немцы называли дикая дивизия. Немцы страшно боялись страшной дивизии. С 7 мая 1943 года сержанта Аксенова направили на передовую, я остался один. В полку осталось 1 тыс. с гаком. Я числился строевым, в конце июля моя очередь идти на передовую.
Майор Золотарев и начальник ПФС меня направили на комиссию. Пошел в полковую санчасть, осмотрели, направили в медсанбат, получил направление в медсанбат в госпиталь за 40 км. ст. Кунья. Вышел, посидел, покурил, решил на комиссию не идти. Пришел: доложил майору Золотарёву, что на комиссию не пойду. Майор Золотарев говорит: «Жалко тебя старика отпускать. При тебе бойцы полка были сыты, пока не было такого случая, чтобы не хватало бойцам продуктов. Говорит, что же поделаешь с тобой? Тогда спасибо за службу, желаю успеха, здоровья» Попрощавшись с ездовыми, с лейтенантом Пузыревым транспортной роты 
капитаном Пашкуровым и с остальными товарищами.
В склад часто заходил командир 21.гв. дивизии генерал майор Михайлов. Зайдет, спрашивает, как с продуктами будущий генерал майор. Докладываю: в складе есть все продукты в запасе, только нет водки. 7 мая 1943 года сдал в доп. оставшуюся. Генерал-майор Михайлов отобрал у меня полевую сумку, подарил легкую, где можно поместить две общие тетради. Сумку я 1945 года принес домой и хранится как память.
Направление я получил в полковую роту связи. Командир роты связи капитан /грузин/ фамилию забыл.
В первые дни посадили меня в яму котлообразную. Наблюдать за немецкими самолетами. Сообщать какой марки самолет, на какой градус поворачивается. Эта служба называлась пост-нос. Через дня 3 это упразднили. Потом меня направили в пункт сбора донесений. Находились вблизи передовой, близко к пухлинским горам. Немцам с гор хорошо было видно в три стороны на 23 км.
Немцы крепко держались на этих позициях, горах. В конце июля нашими частями были заняты пухлинские высоты. 3а высотами имелся лес, называли пухлинская роща. Немцы несколько раз в день из пухлинской рощи в атаку на высоты без нательных рубашек, пьяные колоннами.
Наши Катюши по несколько штук подбегут к высотам и споют, снова тихо, пошли в атаку Катюши снова споют им вечную память.
Рассказывали бойцы передовых частей, что немцы, не успевали трупы убирать, по ночам посыпали известью.
Оставались лежать белые как снопы, кучами, распространялся такой смрад, дышать было трудно. Наши передовые части давали им возможность убрать трупы. Снова немцы идут в атаку. Колонна за колонной, а Катюши укладывают их навечно спать. Это продолжалось до сентября. Немцам хотелось во чтобы не стало выручить группу, отрезанную в Великих Луках. Очистив этот район от немецкой нечисти и оставив в котле группу немцев в Великих Луках, в конце сентября немецкие войска присмирели, немного стало затишье.
Первого октября 1943 года 21 гв. стр. дивизия двинулась к городу Невель Псковской области.
Был взят проводник мужчина с сединой, ему лет 60, на вид крепкий, видимо лесник, знающий все дороги по лесам, вел напрямик по лесным дорогам.
Пятого на шестое октября 1943 года ночью пришли в назначенное место. Сосредоточились в сухом широком овраге. Сдали противогазы, утром 6-гo сделали ниши для машин в косогоре.
Прямо немецкой обороны низменные луга, редкий кустарник, талник. Луга широкие, до одного километра от леса до немцев. Подошли из леса машины, залезли в ниши. Часов в 12 дня началась обработка немецкой обороны артиллерии, Катюши, было немного авиация. Перевернули немецкую оборону к верх дном. Пошли впереди танки, за танками бортовые машины с бойцами. Мы из пункта сбора донесений четверо, восемь связистов, всего 12 человек с рацией. Впереди пошли танки, а потом машины, наша машина пошла третья, низменность, почва сырая. Танки оборону немецкую миновали, хорошо, к обороне почва сырее, болотистая. Три машины выехали благополучно. Сзади четвертая машина, не доезжая метров 20, забуксовала. Мы остановились, бойцы с четвертой машины слезли, подошли к нам, машина 
буксует. Сзади ее лошади везли орудие. Шофер попятил машину, поворотил с колеи, взрыв мы не заметили, Куда улетела машина, лошади и пушка отлетели вправо, пушка стволом ушла в землю, видимо шофер, поворотив с колей, наехал на противотанковую мину. Направо и налево блиндажи. Я заглянул в два блиндажа, живых немцев нет, все убиты.
Больше взад мы не смотрели, двинулись вперед. Выехали на шоссейную дорогу и пустили на большую скорость. Проехав несколько километров, направо в кювете лежит на боку легковая машина.
Примечание:
В пункте сбора донесений нас было 5, командир был у нас, пятый сержант /еврей/ на Невель с нами не поехал. Фамилия БАРКАН.
Шофер остановил машину. По рации передавали в тыл, тем не менее, ребята побежали к немецкой машине, два немца убиты. Вывалены советские деньги в пачках. Бойцы забрали их и три мясной тушёнки сбросили в машину. На ходу деньги пересчитали: 170 тысяч. Дальше левее дороги пасутся две лошади: запряженные в пушку. Один боец, сил на пушку и гнал галопом за машиной. Пушка была брошена немцами. Проезжая одну деревню, у двора стоят женщины, старики, дети. Мы им дали тушёнки и деньги, и наказали, чтобы разделили на семьи красноармейцев и сирот.
32км. от немецкой обороны проехали не более два с половиной часа. Въезжая в г. Невель наши танки, немцы видимо признали за своих, открыли шлагбаум и подняли руки бросив оружие. Мы остановились возле первого дома рядом с железнодорожной линией передать по рации. Направо горели два железнодорожных склада, побежали в ближние склады. Я принес два ящика конфет мелких с мятными каплями в машину, другие ящики шоколада, два ящики водки 40% русской, мясной тушёнки все в машину, еще кто-то тащит ящик водки. Подъехал на легковой машине майор, ящик водки разбил о рельсу.
Наложили нa карманы всего, закончив передачу по рации, поехали. Проезжая по г.Невель встречным жителям выбросили остатки продуктов.
Приехав в г. Невель остановились у ограды Церкви, вылезли, машина на полной скорости покатила подвозить тылы. Передние две машины проехали к железной дороге. Время было полчаса до заката солнца. Так вот мы приехали в г. Невель, как с дружеским визитом, с водкой, 
с закуской. Водку быстро разлили во фляжки, остальную ребята унесли за один сарай, спрятали под солому.
Утром пошли, там нечего не осталось, кто-то унес с ящиками.
С первых машин бойцы захватили все, коммуникации, почту, почтовую связь, железнодорожный вокзал, брали в плен немцев. Танки обрабатывали железную дорогу, разбили стоявший на пару паровоз, освободили советских граждан, подготовленных для отправки в Германию. Наше дело расспрашивать, население, ловить полицаев. Нашли на одном дворе четырех немцев, двух полицаев, одного пленного татарина /из Татарии/ работавшего у немцев на лесопилке. Машины быстро подвозили тылы, в церковной ограде набралась бойцов как в муравейнике. Было еще светло, против церкви на втором этаже засевших десятки три немцев выбили с помощью гранат, и стало тихо. К церкви всю ночь подвозили тылы, приезжали все с трофеями. Пошли подарки: складежки ножички, ножи, вилки, ложки, губные гармошки, балалайки,13 градусное вино, что осталось на складах, очень много было продовольствия.
9-го октября старшина на двух лошадях привез рис, тушёнку мясную, пол ящика вина,10 велосипедов. 7-го октября утром от церкви все рассеялись. Мы перешли связисты за щетинный завод к концу города.
Хозяйка дома, лет 65-ти рассказала, что немцы во время оккупации, собрав 210 семей евреев, живых закопали на степановской полянее.8-го октября перешли к горбатому мосту, который над железнодорожной линией. Немцы в бешенстве подтягивали подкрепление. Правее нас за железной дорогой укрепился 64гв. полк по косогору. Немцы нажали на него, стараясь прорваться к Невелю. Нам хорошо было видно, схватка была страшная. Все равно, что на большой ярмарке. Все же немцев 8-го отогнали за бугор.
Мы находились за железной дорогой, в немецких траншеях, от железной дороги метров 15, от горбатого моста метров ЗО. Прямо у нас на пути стояли немецкие вагоны. Три вагона с боеприпасами. Со мной были в пункте донесений Джаканов, комсомолец, с 1926 года рождения,/узбек/, Дудырев – молодой Вологотской области. Маслов лет 30/еврей/ в Невеле с
нами не было. Его заменил старший лейтенант старичок.
Первые дни с Джаконовым с пакетами мы в штаб дивизии от горбатого моста по асфальтовой дороге пробегали хорошо. Штаб дивизии располагался за Невелью, в конце города в домиках дет. сада. Ходите через Невель 6 км. и не один раз в день ноч полноч идти 8 км./в ч. Ночью ходить лучше. Немцы нас не видят, когда идем. Большинство приходилось скакать в седле на лошадях в объезд города. Город Невель первый наш 59 гв. полк занял. Наши боевые части в немецких траншеях бились гранатами, стояли насмерть. Все же немцев больше близко к городу Невель не подходили.
В Невеле участвовал мой земляк /уфимец/ Гиндулла Сафиулович Хангельдин, работавший в штабе с 1941 года. Я встречался с ним часто, в Невеле встречал земляка, старшего лейтенанта Степана Даниловича Гарина, работавшего до войны агрономом в Туймазинском РаиЗо. 12 октября говорил, водили на расстрел предателя Родины, бывшего командира 59 гв. полка, который в январе 1942 года специально завел полк в окружение, Гарин командир взвода особого отделения. Встречал Сивкова, с которым бросали в школу гранаты. 9-го на 10 января 1942 года в селе Кульнево, бывший старший сержант, в Невеле лейтенант. Первые дни немцы били по асфальту дороги из орудий зажигательными головками, не доставая до щетинного завода.
Немецкие стервятники, пробомбили поперек город от щетинного завода до железной дороги, сделав улицу. Больше Невель не бомбили.13-го октября немецкие самолеты налетели бомбить 33 штуки горбатый мост. В мост не попали, попали в три вагона стоявшие на пути с боеприпасами. В это время мы обедали в немецких траншеях. Начали рваться снаряды, патроны, убило одну лошадь, стоявшую в недалеко, ранило повара в нише возле котла, мне упала гильза на левое плечо от снаряда. Между левого глаза и носа попал капсуль от патрона, немного кровоточило. После чего левый глаз не видел, был белый. В 1966 году глазные хирурги открыли зрение, я начал видеть 20% в очках плюс 11/50.После этой бомбежки у нас была сделана землянка метров 300 от железнодорожной пути, ближе к Невелю, на берегу низмины. Я из Невеля принес железную печку, часы ходики. Наш командир старший лейтенант заболел. Лежал в землянке, его подогревала печка. Когда стало затишье, я, идя из штаба дивизии, рассмотрел немецкие кладбища, не больше трех в городе. По конец города большое, гектар до 10, посреди кладбища берёзовый крест из бревна метров 8 высоты. Кладбище огорожено березовыми палками в клетку, высотой до одного метра. Кладбище все не заполнено. Это немцы уже получили земельный надел в Советском Союзе и другим оставили. Кресты на могилах березовые, не ошкурены. Проходя по Невелю, обнаружил, в одном доме накладено 
крестов до верха, из брусьев построганы.
В конце октября 1943 года 21 гв. стр. дивизия направилась дальше к району Усть-Долыссы. Правее нас была высота, называлась 162. Тут возле высоты наши боевые части заняли оборону. В одно время я пошел с пакетом в 64 полк. Км. три от высоты расположились Катюши, более 50 машин. Сзади них накладены штабеля снарядов высотой более метра. Я остановился и смотрел. Вот с первой машины слетели все снаряды, со второй, с третьей и т.д. Освободившиеся машины повернули и пустились в лес на большой скорости друг за дружкой. Я посмотрел, как летят поросята на высоту 162, посмотрел, подразделение пехоты добираются на высоту с криком “Ура”. На высоте только пыль и дым более ничего не видать. Вот так наши Катюши начали действовать в 1943г. не по одной, а десятками давали пить немцам, чтобы они языки положили на оглоблю. В конце ноября 1943 года сосредоточились для броска в разреженном ельнике. Рота связи 59 гв.полка личного состава имелось 92 человека. Ночью мы сделали вылазку на нейтральную зону немцев, нашли брошенные немцами автомашины, нашли брошенные палатки брезентовые, складные печки железные, притащили 7 палаток,7 печек. Поставили палатки, печки и стало тепло. Нашли шофера, пригнали три машины. Название машин студебекеры, полосатые, громоские. Дня через четыре перешли дальше в косогоре вырыли для роты связи, сосняк пилили, возили на лошадях, накат в три ряда, поместили радистов. Был у нас старшина роты связи Прокуратов. Сделав под вековой сосной, пробив в дне ведра отверстие для выхода дыма, перевернув его, сидел в норе подтапливал, сидел, пил водку, полученную на роту связи. Обед на передовую радистам связистам не носил. Приходил помощник командира полка по политчасти майор Шафрин. Пробирал Прокуратова, говорят: ты член партии, заставлю тебя подбивать немецкие танки из противотанкового ружья. Прокуратов головой вертит, хоть убей, не буду. В конце 1942 года Прокуратов, будучи старшиной автоматной роты, был подстрелен из землянки автоматчиками. Были пробитые легкие. Через три месяца вылечили. Потом был поставлен старшиной трофейной роты в числе 18 человек. В 1943 году я, будучи зав. продскладом, один раз Прокуратов получил на 18 человек 1800 грамм водки для команды трофейщиков. За сутки ее где-то выпил. Потом приходит ко мне в склад, просит, не отступая, дай хоть один литр водки, с чем я пойду в команду? Я дал ему по шее, он вылетел в дверь и шапку потерял. После ходил, повязан хлопчатобумажной женской шалью. Старшину Прокуратова в июле 1943 года поставили старшиной роты связи. Когда я попал в роту связи, думал что Прокуратов будет мне мстить, ничего подобного, наверно он не помнит. К 21-й гв. Невельской стрелковой дивизии прикомандировали еще артполк. Началась обработка немецкой обороны. Пошли танки по лесной широкой дороге, где находились немцы. Подле я проходил, дорога была завалена 
убитыми немцами, лошадьми, в один танк завернулась в ходовое колесо лошадь, так танк стоял дня три. В рубленном лесу заняли немецкие блиндажи, траншеи где разместились радисты, связисты, телефонисты. Перед лесом небольшая речушка без берегов, через которую перебросили два дерева для перехода. Мне каждое утро в 8 часов приходилось ходить на передовую с одним пожилым глуховатым связистом. Носить завтрак в термосах и рацию на зарядки. Немцы в 9 утра завтракают. Восемь дней и ночей с обоих сторон была артиллерийская канонада. В последние дни с другой по рации передает Ракасовский: крепись Михайлов, скоро подадим руку. Перейдя речушку большая лесная поляна. По поляне была немецкая траншея длиной с километр. В ней навалены трупы немцев. В этом месте немецкие автоматчики, била по поляне и артиллерия. Приходилось каждый день по несколько раз ползти по трупам немцев по траншеи. Потом видимо соединились с Ракасовским. В этом месте состава из роты связи осталось 13 человек в живых. Несколько было контужено. В последний день, утром перейдя речушку, я услышал гул немецкого Ванюши. Лег, мина разорвалась близко, меня взрывом отбросило. Соскочил, добежал до косогора и присел в сделанную нишу – метров 5 от меня в другой нише, повар варил завтрак. Туда влетела мина, выбросив повар с котлом. Этот перешеек все время обстреливался немцами. Подождав немного в нише, вытряс землю из-за ворота, пополз по траншее воротясь с передовой. Лейтенант связи приказал слушать по телефону. Кричат, что не пойму, что кричат, не слышу. Подходит лейтенант, что там говорит. Я говорю: ни-ни-че-го не-не-не п-п-пой-м-му. Я был контужен, написал направление в медсанбат. В медсанбат я не пошел, Продолжал свое дело в пункте донесений. В это время пришло пополнение связистов, радистов, телефонистов. В декабре 1943 вода 21 гв. дивизия расширяла прорыв, продвигаясь вперед. Один раз я шел с помощником командира полка по политчасти майором Шафриным. Он говорит, что бой был как под Сталинградом, восемь суток была канонада. Я наверно постарел лет на 10, сказал, что район Усть-Долыссы не забудем.
В январе 1944 года пробирались ближе к Латвии. Между станциями Дриссой и Пустошкой делали прорыв через железнодорожный путь. Бились весь январь 1944 года. Отогнали немцев от железной дороге км. на 40. 6-го на 7-е февраля, меня ранило разрывной пулей в правую сторону головы повыше уха. Шел со мной Дудырев. Перевязал мне голову бинтом, спустились по дороге в овраг, где собралась рота связи с пополнением. Капитан роты связи говорит: ”Ты Соловьев представлен к награде “Орден Славы”. Подлечись и получишь. С 1943 года не было времени принять тебя в партию, примем”. Старшина Прокуратов собрался ехать на лошади получать продукты, и довез меня до полковой части. В одной деревне находилась санчасть в раскинутой палатке, на земле постлана хвоя, ветки. Побрили мне правую сторону головы и 
забинтовали. Утром нас подготовили для отправки в медсанчасть. Подошел старший лейтенант, особого отдела земляк, Степан Данилович Гарин, говорит: “Проси начальника медсанбата Иванова, чтобы тебя оставили в медсанбате, потом иди ко мне взвод”. В январе 1944 года я встретил капитана Радионова – командир мотобатальона. Не виделись с 1942 года. Говорит: ”Наше дело отрезать у немцев хозяйственные части очищать дороги, ловить полицаев, охранять продвигающиеся наши тыловые части. В медсанбате мне прочищали рану, после не помню как, привезли из санбата в ППГ. Когда пришел в память, лежу на стеллаже в длинной палатке в лесу. Потом довели меня до избушки лесника, стоявшую метров 10 от палатки. Снова мне врачи обработали рану. Снова не помню, как привезли в город Невель, на каком транспорте. Опомнился, спросил, говорят, это г. Невель, щетинный завод. Помыли в бане. Снова потерял сознание. Потом оказался в Великих Луках. Как везли, на чем, не помню, лежал в подвале разбитого дома. Потолки в комнатах сводчатые, хорошо побелены. 20го февраля попросил разрешение выйти на волю. Вышел, посмотрел, город весь разбитый, ни одного дома нет целого. Мне хорошо было видно: немцы были отрезаны в Великих Луках в конце ноября 1942 года. Потом посылали в Великие Луки. дипломатов. Немцы не хотели капитулировать. Наша артиллерия в декабре 1942 года и в январе 1943 года разбили Великие Луки вместе с немецкими группировками. 22го февраля нас погрузили в вагоны 900 человек для отправки в госпиталь в Вышний Волочек. К вечеру, доехав до станции Скворцова, в сумерках на ветке остановились на ужин. За паровозами был пульманский вагон, пустой, второй наш. 70 человек раненых в вагоне. Я был подвешен на носилках возле окна. Слышим над нами самолет. Это говорят, наш “кукурузник”. Одна бомба упала в пустой вагон, его разнесло. Помощнику машиниста оторвало ногу. В передней части нашего вагона 13 человек убило, некоторых еще ранило. Вторая бомба разорвалась правее нашего вагона на вторую линию, окно вылетело, меня сшибло с носилок. Хотел встать на ноги, не смог, осколком перебило ступни ног. Седьмой вагон – была кухня, разбило котел, ранило повара. Нас перетащили в задние вагоны. По два человека в вагон. Утром 23-го февраля перевезли всех в барак возле поселка. Разместили на двух ярусных, стеллажах, дали по 200 грамм водки в честь праздника Красной Армии. 23-го февраля и начали перевозить на санитарных, машинах в город Торопец Калининской области. В г. Торопце невропатолог исследовал ранение и перевезли километров за 13 в другое отделение. Там церковь бывший барский дом, поместили меня в землянку возле дома. На нижнем этаже стеллажа со мной рядом Кудряшев и Федотов, у них такое же ранение.
Пролежав до июня месяца, майор хирург сказал, что рана подживает, только короста, наклеили 
байтон на рану. Лежал я в доме сел на нижние стеллажи. Колит, глаза поднять не могу. Кричу дежурного врача. Потом отодрал байтон. Взял за коросту и вытащил кость черепа 17 на 11 мм, завернул кость в бумажку, мне стало легче. Потом провели на ренгент, очистили рану от крошек черепа, доставали пули магнитом, не достали. Кудряшеву раздолбили голову. Потом Федотову, глаза у него побелели, ослеп. Кудряшев лежал без памяти. Потом моя очередь, положили на стол. Подумал и слез со стола. Не дал долбить. Хирург сказал: “Тебя замучает головная боль. Лет пять, более не проживешь». А я сейчас терплю, хотя и трудно. Ходил я хорошо, научился, упираясь на пятки. Комиссия решила сделать, мне операцию на обеих ступнях ног. В конце июня 1944 года сделали операцию на обеих ступнях ног. В конце июня 1994 года сделали операцию, большие пальцы окоротили. Через 10 дней сняли швы, было до 10 швов, загипсовали ноги по голени. Через месяц гипс сняли, и я мог ходить, на костылях.
7-го сентября 1944 года я заявил лечащему врачу, чтобы меня направили на фронт в 21-ую гв. Невельскую стр. дивизию. Лечащий врач Мария Герасимовна Трофимова говорит, что мне с ногами еще лежать месяц, через месяц пройдем комиссию, получишь 2 группу и будешь работать завхозом в госпитале, жить будешь у меня в доме. У меня двое детей: 14,15 лет. А вот что мы Мария Герасимовна заговариваем, чтобы я ваших детей кормил, а свои косая дюжина дома голодали. Она кричит, не пустим пока на фронт, нам не положено отправлять инвалидов на фронт. Развертываюсь и костылем ее, она позвала легкораненых помощников и отдала распоряжение, чтобы увели на гауптвахту на 10 суток. Я одного свалил и второго на него, третьего подернул наверх. «Подходи Мария Герасимовна и ты будет куча-мала». Все этим и кончалось. Начальник госпиталя удовлетворил мою просьбу, как не строевого по статье 72-74 получил справки о ранении, аттестаты и поехал. Ехали на платформе, на углях.
11 сентября 1944 года доехали до станции Идрица, предпоследняя от Латвии, последняя Себеж. Дело было днем. Эшелон остановился. Подходит старший лейтенант, с ним старшина и спрашивают, кто из вас повар. Один слезает и мне говорит, тоже слезай, забирай свои костыли, будешь счетоводом в этапно-заградительной комендатуре в питательном пункте. Придется 
подчиняться, возражать нельзя. На второй день бухгалтеру Амелину Ивану дали отпуск домой. Я остался один, было 1019 питательных талонов. Я их раздал проезжающим красноармейцам за 4 дня.
В Ригу ехать некому за питательными билетами. Только остались бланки аттестатов. Пришлось менять аттестаты и больше 74 аттестата, за день я обменять не смог. Взялся комендант и лейтенант помогать по несколько аттестатов испортили и бросили. Так я сидел до приезда Амелина Ивана из отпуска. В середине октября 1944 года переехали в Латвию, на станцию Круспилс, большая узловая станция, город Круспилс и город Экапилс разделяла река Западня Двина. Питательный пункт от нас перевели на колеса в вагон. Я был дежурный, помощник коменданта, а с Амелиным Иваном дежурство с 8 вечера, до 8 утра. С 8 часов утра до 8 вечера другая смена. В свободное время пишем через копировку по три экземпляра справки. На питание проезжающие военные заходят. Получают справку, идут в питательный вагон, получают продукты. Патрули приводят на проверку задержанных. Проверяли документы, оружие, сличаем номер, записанный с красноармейской книжкой. Если номера нет в книжке, оружие отбираем. За сутки накапливается воз отобранного оружия, автоматы, винтовки, карабины, кинжалы, финские ножи и даже гранаты, немецкие автоматы. Задерживали группы бандитов – Власовцев, бандеровцев, предателей всех родов, изменщиков Родины, скрывающихся в лесах, которые по ночам делали вылазки, убивали целые семьи коммунистов, мирных жителей, грабили, отбирали продукты. Руководил бандой Якушев – латвиец, проживающий недалеко от железнодорожной станции в городе Круспилсе. У Якушева была сестра, где он часто скрывался. Много раз делали облаву. Помогали нам два зенитные полка, и один артиллерийский полк. И все же мы пятеро в одну темную ночь застали его дома с товарищами за работой, они делали документы. Схватить их не удалось, они выпрыгнули в окна и скрылись в темноте. В доме у него нашли печати, штампы, машинка для печатания документов, заготовки шинелей, брюк, гимнастерок, хромовых сапог, все скроено из военного материал и военной формы, материала два воза и воз оружия: винтовки: карабины, автоматы, кинжалы, финки, патроны, гранаты, наганы, образцы русские, немецкие. Победу 
встретили на станции Круспиле.
Все же в начале июня 1945 года Якушев зашел к нам для отметки в красноармейской книжке. Спрашиваю по-латвийский: «Када аплинки, када погоста, када садже.» вынул из стола фотографию Якушева, сличил – он. Красноармейская книжка у Якушева подделана. Якушева обыскали, раздели, оружие у него только наган и финка, брюки гимнастерку одели на него другие и временно посадили в подвал. В его одежде, в швах нашли поддельные документы. Когда узнали, комендант старший лейтенант Нация /еврей/, пом. коменданта капитан Николаев в ладоши захлопали. Вот когда главная рыба попалась. В летнее время через Западную Двину перевозил, пассажиров пароходик. Мост через Западную Двину был немцами взорван, середина моста лежала в воде. Якушева отправили в город Экапилс в особый отдел, или называлось гарнизонная комендатура. Самая опасная наша работа началась после Победы. Банды начали действовать почти в открытую. Вот ни сегодня, так завтра получишь смерть от рук бандитов. Как-то приводит патруль Мальцев полковника. Проверили документы, оказывается, старшина повар, бежавший из штрафной роты. Мальцеву говорю, раздеть полковника. Он Мальцеву под зубы как имеем право раздевать полковника. Я выпрыгнул через стол, смял его, порвал все портупеи, порвал, раздел до гола, дал ему под печень, под сердце. Он съежился, как еж в клубок. У него взяли наган и финку. Оказались квитанции десятка два на пересылку денег семье на сумму более семи тысяч. Поддельный отпускной билет, старшину отправили в Экапиле. Таких схваток было каждый день и по несколько раз в день. После Победы шайки, бандитов огрызались как звери.
Да, страшная война, была после Победы. После Победы везли эшелон за эшелоном пленных немцев из Курлянского котла. Эшелон офицеров 1200 человек, остановили их кормить. Идут в вагон кухни, повесив головы, хмурые, фуражки высокие. Получают в леменевый котелок первое, а в крыжку котелка второе. Везли эсесовцев, власовцев, окна вагонов зарешечены. Сквозь решетки, высунув кулаки, грозят нам. Власовцев кормили за станцией на поле в оцеплении бойцов зенитчиков. В Круспилсе банды попадались группы до 10 человек с отпускными билетами. У них находили оттиски печатей, штампов. Этапно заградительная 
комендатура личного состава 21 человек, комендант /москвич/. Получаем мясную тушёнку на бойцов, он отправлял с кондуктором пассажирского эшелона, домой семьи. Один раз старшина меня заставил запаковывать тушенку в ящик и нести к прибывшему пассажирскому эшелону и также запакованное обмундирование, изъятого у Якушева. Для заправки каши, или супа, картофеля, использовали холодец из коровьих ног, получивших с бойни Бойцы патрули обижались.
13 июня 1945 года я взялся за коменданта при бойцах. Вы что товарищ старший лейтенант делаете? До каких пор будете бойцам подмазывать кашу холодцом. При моем столе я не видел, чтобы была когда мясная тушенка на столе? Ведь война кончилась, а вы, не исправились. Продолжаете отправлять мясную тушенку в Москву, вы что царь и бог? Больше я ничего не сказал. Комендант ушел в свой кабинет. Приходит, вручает мне направление в запасной полк для демобилизации.
13-го июня 1945 года после происшествия с комендантом бойцы меня проводили, поблагодарили за откровенность, говоря: “Давно бы нужно так сделать, чтобы от тушенки в штаны напустил.
104-й запасной полк располагался в Литве левее станции Екатериновка в разреженном лесу, в расположенных бараках. Пробыл я в запасном полку до 26-го июня 1945 года.
26-го июня нас несколько человек из запасного полка направили в Эстонию в НКВД СССР. Из города Таллин перевезли на станцию Кивыли, там шахты, шлако-перегонный завод, тут лагерь семь тысяч пленник немцев. Меня заставили принимать продовольственный склад на семь тысяч пленных. Я принимать склад отказался, сильно болел, был желтый, как лимон. Заболела печень. С ноября 1944 год в Круспилс ходил в госпиталь на прогревание каждый день. Принимал лекарство. Коменданту лагеря майору Огиенко я показал историю болезни печени, справки о ранении. Он посмотрел, зачем же тебя сюда инвалида прислали? Если по военной специальности как бывший садовод огородник, поможешь в хозяйственной части по огородничеству. Там 120 пленных немцев есть куры, есть 14 голов коров, вас русских будет там пятеро, пол километра море рыба.
Хоз часть 12 км. от станции Кивыыли. Работал с немцами. Садили остатки капусты, прополка, 
прореживание моркови, свеклы, окучивание картофеля, косьба сена, уборка ячменя, ржи и других культур. Паек немцам давали 100 грамм хлеба, сахар 50 грамм, жиров 50 грамм. Вообще их кормили хорошо. Пограничникам дали 8 немцев для строительства кардона. К вечеру каждый день посылали одного паренька 1926-го года рождения на тарантасу. Пограничники к вечеру, пропуская рыбаков, накладывали центнер или полтора в тарантас рыбы. Нам нужно мало, остатки немцам в лагерь. Они радешеньки. Два немца доили 14 коров. В июле со мной был Николай Павлович Карпеко, Минской области. Я с ним и 35 немцев в другом сельсовете окучивали вторично картофель на шести лошадях, шести окучникам и косили сено. Стояли в деревне Кестла на квартире государственного адвоката Эстонии. После освобождения Эстонии от оккупантов, адвоката парализовало и он говорил не понятно. А после удавился. Очень он боялся Советской власти и ненавидел. Поблизости жил член сельсовета, звать его Павел и Григорий Олерма – беженцы из Нарвы, с полкилометра от Павла. Жили три богатые брата, скрывались в лесу варили там самогон. С полкилометра от Кестлы ранее вынужденно сел советский самолет. Эти три брата пилота убили. Мы глядели, был ястребок. Вот Павел рассказал, что эти бандиты ночью приходят домой. Он их боялся, звал нас как их поймать или уничтожить. В один вечер, как стемнело, пошли втроем. Сели в укрытие. Ночью приходят эти братья, дом большой вправо метров сто сосед, влево сто метров сосед, ночь тихая, думаем, что же делать? Их трое, нас трое, у нас с Карпекой автоматы, у Павла наган. Мы постучали в дверь, не открывают. Давай, соседи далеко не пострадают, подожгли дом со всех сторон. Когда дошло до чердака они вылезают из коптилки, сделанной возле трубы для копчения мяса, стали выпрыгивать, протирая глаза от дыма. Тут мы их прикончили из автоматов.
На берегу моря в деревне патрули пограничники обнаружили 18 человек бандитов. Сделали 
облаву, сдаваться не хотели. Из пограничников при схватке был убит один сержант. Взяли их живыми.
1-го августа был призыв Сталина, кто скрывался в лесах, чтобы вышли из лесов, наказание будет отменено. Ненавистники Советской власти призыву Сталина не подчинялись.
В первых числах сентября 1945 года меня потребовали в штаб лагеря. Снова заставляют принимать склад и продовольственный. Я не принимал. Врач-капитан направил меня в Таллин в поликлинику. После я лежал, прогревал печень грелками. Несколько раз водил немцев на прореживание моркови с километр от лагеря. Сентября 22-го снова меня направили в город Таллин, на гарнизонную комиссию. Там дали мне направление в город Ленинград в госпиталь. Начальник лагеря майор Огиенко дал распоряжение кассиру произвести денежный расчет. Все это было сделано. Майор Огиенко посмотрел, пожевал, и говорит: “Пролежишь месяца три, нам скоро пришлют на смену вас, молодежь.” И написал направление в распоряжение Таймазинсного военкомата, 28 сентября 1945 года демобилизовался в Туймазинском райвоенкомате. Единовременное пособие не выдали. Приехал домой на иждивение семьи.
Ветеран 21-й гвардейской Невельской стрелковой дивизии 1941-го. по 1945 годов СОЛОВЬЕВ ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ. 1901 года рождения. Инвалид Отечественной войны второй группы.
Адрес:
Баш.АССР, г.Туймазы, п/отделение Тюменяк, деревня Покровка. Соловьев Д.Н.
10 октября, 2017 
захватчиков, прошло торжественное поздравление, наших земляков, с занесением на Доску Почета самых достойных людей нашего района 2017 года. Это признание и благодарность трудовых коллективов и жителей Невеля, действительно их знают и уважают в городе. Трудовые заслуги в нашей обычной жизни вызывают чувство гордости. Торжественно поздравили собравшихся А.Ю. Ващенков, В.С. Зуев и В.А. Сафроненко, вручили свидетельства о награждении и цветы.
